— И я, кажется, догадываюсь, кто нажимал на курок, — кивнул Михель.
— Точно, та сволочь, что угрожала нам во дворе. — Ганс, счастливо избавленный от смерти, был ещё в изрядном потрясении от этой новости. — Говорил же вам, что мне надо остаться. Может, я вернусь да посчитаюсь с гадами?
— Остынь, — предупреждающе поднял свободную руку Гюнтер. — Гийому ты уже не пособишь ничем. Совсем плох. К тому ж и ты ранен.
Он кивнул на все увеличивающееся кровяное пятно.
— Эт точно, — воинственность Ганса как рукой сняло. — Печёт, зараза.
— Ух, кажись, дошли, — перевёл дух Михель, едва их накрыла тень первых деревьев. — Только не валитесь все сразу, сначала осторожненько опустим Гийома.
— Рощица-то, — скривился Маркус, больше для того, чтобы их позлить, — блохе негде укрыться. Может, дальше двинем?
— Раз Гюнтер определил, что это не шведы, значит, погони не предвидится. — Михель смертельно устал и нуждался хотя бы в самой краткой передышке.
— Где опускать-то? — Ганс тоже дышал, как загнанная лошадь, к тому же ослаб от потери крови. — Надо, чтоб помягче.
— Бросайте, где хотите. Ему, кажется, всё равно. Видите, вши разбегаются.
— Да, это первый признак. Чуют твари, что здесь пожива кончилась, — подошёл Макс.
Тем не менее Гийома опустили, как могли, осторожно. Гюнтер приложился к груди, затем поднёс к губам кинжал, определяя, не затуманится ли сталь от слабого дыхания. По тому, как он отрицательно замотал головой, все стало понятно и без слов.
— Готов, — не смог удержаться, чтобы что-нибудь да не сказать, Макс.
— Смотри, пуля даже не смогла пробить грудь, так и застряла в теле, — присел на корточки Макс.
Гюнтер метнул на него свирепый взгляд — мол, кто будет за полем и дорогой следить, но Макс сделал вид, что ничего не заметил.
— Значит, его срезали с предельной дистанции. Добрый выстрел, — отозвался Михель, уже успевший принять горизонтальное положение и с наслаждением расправивший усталые члены.
— Смотри, какие у мужиков стрелки оказались. Наше счастье, что весь порох Мельхиору отдан был.
— Да швед то был, швед. От сотворения мира мужики не могут что-либо подобное свершить, — неожиданно вскинулся Маркус.
— Добрый-то он, конечно, добрый. Однако пуля на таком расстоянии уже утрачивает остойчивость, летит, как Бог на душу положит, кувыркаясь, разнося все внутренности. Лёгкое расковыряло, он кровью и захлебнулся, видишь, изо рта струйка стекает.
Неизвестно, сколько бы ещё разглагольствовал Макс, но не выдержал Гюнтер:
— Макс, прогуляйся-ка до последнего куста и заляжь там. Сам отдохни, языку своему дай отдохнуть да за дорогой заодно пригляди.
— Вечно Макс да Макс, — тем не менее Макс послушно сгрёб мушкет и фуркет и отправился к недалёкой опушке.
— Я думаю, это девка Гийома ухлопала, та, что из дома. Это она мстит. — Ганс говорил ровно, даже как-то замороженно. — Когда мы давили мужицкий бунт в Верхней Австрии
[136], так их бабы бились с нами похлеще, чем их мужья.
— Могилу-то будем рыть али так бросим? — проявил практическую обеспокоенность Маркус.
Все разом вопрошающе обратили взоры на Гюнтера. Суставы Михеля тоскливо откликнулись на перспективу новой работы и заботы.
— А ты как думаешь? — вопросом на вопрос ответил Гюнтер. — Обязательно будем.
— А чем? — в свою очередь перебросил вопрос Маркус. — Голыми руками, что ль? Или мушкетами?
— Всех не перехоронишь. — Мускулы Михеля подняли мятеж против своего господина, требуя законного отдыха, и язык помимо воли выпихнул эти слова.
Гюнтер с укоризной глянул на Михеля — мол, от тебя-то, брат, подобного не ждал, но Михель, сориентировавшись, добавил уже более твёрдо:
— К своим надо поспешать, Гюнтер. Что мы впятером?
— Не найдём наших, и нас некому зарыть будет. Так и сгниём в поле, как те трое — не унимался Маркус.
— Ну и топайте! — внезапно взорвался Гюнтер. — А я останусь. И всё сделаю как надо. Потому что христианин, и он, Гийом, был добрым католиком, и шёл с нами не в последнюю голову потому, что верил, — не бросим околевать, как собаку, предадим земле, как сможем, и крестом увенчаем. — Может, он был скверным товарищем, но...
— Не кипятись, Гюнтер, — Михелю пришлось-таки подняться, но злости не было. — Ты, как обычно, прав. Просто кости у всех трещат от усталости. Давайте дружненько, как всегда, компанией, и не заметим, как закончим.
— Я тоже хорош. — Гюнтер провёл ладонью по лицу, стирая гнев и раздражение. — Забыл, что у нас действительно туговато с шанцевым инструментом. Но и вы запамятовали, что покойников надо хоронить. Срезайте дёрн — хоть так его обложим. А я пока крест смастерю...
— Вот лежу я здесь, братцы, слушаю вас и думаю — неужто действительно живого хотите в землю зарыть. — Слабый, со слезой голос заставил их всех подскочить.
— Гийом! — веря и не веря, забыв о возможной опасности погони, заорали все. — Жив, чертяка! Ну надо ж! Как же ты! Чего молчал-то ранее!
— Как дубьём меж лопаток приложили. Отшибло все, не вздохнуть. Но с похоронами вы явно поторопились. Никак уже и барахлишко моё поделили.
— Да вот же она, пуля, торчит, пальцами могу поддеть и вытащить. — Через мгновение в руках Гюнтера оказался кусочек свинца, а открывшуюся рану присыпали порохом и туго перевязали. Гийому ввиду возможного противника запретили громко выражаться, но уж вполголоса он им такого всякого нашептал. И что ж бы вы думали: после непродолжительного отдыха Гийом пошёл, правда, не без поддержки, но ведь пошёл!
Глубокой ночью они вышли к передовым имперским постам. Против обыкновения в них не стали сразу палить, а милостиво выслушали-разобрались.
XXI
В тот достопамятный день, в том проклятом доме их компании словно хребет переломили — больше не подняться.
Нельзя сказать, что Георг и Мельхиор были душою общества, и без них — ну, никак. Смерть всегда гуляет в обнимку с ландскнехтами, каждый раз в новом платье на костяке, с новой маской на черепе. Но всё же гибель Георга и особенно предательство Мельхиора потрясло всех. Их спаянная в боях и гулянках компания, где каждый не единожды клялся жизнь отдать за други своя, развалилась от первого же серьёзного удара.
В стародавние, ветхозаветные времена, как утверждал всезнайка-Гюнтер, гуси спасли Вечный город
[137]. Птица из той же чёртовой породы стала первотолчком распада и гибели микрокосма 4М и 4Г.
