Чудно, но город был ему знаком. То есть, согласно сюжету, он попал сюда впервые, но эта площадь, и эта оружейная лавка (Антон заметил перед ней двух покупателей: чернобородого смуглого мужчину, одетого, как для длительного путешествия, и мальчика — босого, но несущего через плечо связанные бечёвкой хорошие сапоги), и широкая дорога, упирающаяся в подъёмный мост пред воротами замка, — всё это Антон легко узнавал. Потом его осенило: рукопись. Он читал об этом городе в рукописи, той, что оказалась в рюкзаке убитого «эдельвейса». Даже имя автора всплыло в памяти: Рашид ад-Эддин, летописец, прорицатель и бывший визирь при дворце какого-то там то ли шаха, то ли эмира.
Бородатый путешественник купил мальчику тифлисский кинжал, а себе — золотой браслет с застёжкой в виде коня. Потом оба направились к корчме с серебряной подковой на вывеске. За ними по пятам брёл белый ослик с трогательной умной мордочкой. Ослик был старый: шёрстка местами свалялась, а местами вовсе вылезла, оставив тёмно-розовые проплешины, и шёл он медленно, осторожно щупая мостовую стёртыми копытами.
Антон бездумно шагал вслед за ними, вертел головой по сторонам, кого-то случайно толкал, кто-то толкал его. Пару раз у него чуть не срезали сумку с плеча — как дома, восхитился он, где-нибудь в районе Казанского вокзала...
Ноги привели его к корчме — той, с подковой на вывеске. Судя по антуражу, хозяин её был выходцем из Средней Азии. Прямо на полу, на расстеленной скатерти, стояли блюда с пловом, мелко нарубленным мясом и сладостями, здесь ели и пили, смеялись, беседовали и ругались (однако вполне пристойно, без рукоприкладства), совершали и расторгали сделки. Антона никто не заметил: то ли все были слишком заняты собой, то ли он и в самом деле путешествовал невидимкой — во сне и не такое бывает. Его недавний знакомец, чернобородый мужчина, о чём-то разговаривал с хозяином. Тот все подливал гостю зелёного чая и подкладывал яств из чеканных блюд. Картина выглядела вполне мирно, почти по-домашнему, но Антону почему-то стало не по себе. Словно по соседству поставили клетку с гремучей змеёй: знаешь, что из клетки ей не сбежать, а всё равно...
Главного он не понял: откуда исходит угроза. И для кого. Мне-то бояться нечего, рассудил он, дальше фронта всё равно не пошлют. А потом вдруг увидел сам. Только был он уже в другом месте: в саду, где чернели стволы старых яблонь и густо летел на землю белый цвет. Возле ажурной беседки в глубине сада стояла женщина. Длинные волосы, уложенные в замысловатую причёску, скрывали её лицо, но вот она повернулась, в светло-карих глазах вспыхнули искорки, и она в упор посмотрела на Антона. Да, это точно была она — женщина с фрески в полуразрушенном храме на склоне горы. Брови её удивлённо приподнялись, и она спросила непонятное:
— Баттхар?
Он неуверенно покачал головой.
— Нет, меня зовут Антон.
— Правда? — Она казалась разочарованной. — А я была уверена... Ты очень похож на своего отца, царя Исавара. Как ты вошёл сюда, минуя стражу? Хотя, что я спрашиваю...
— Послушайте, — горячо заговорил Антон. — Вам грозит опасность. Не знаю, какая именно, я просто чувствую...
— Нам? — она обернулась. — Почему ты так говоришь, будто меня здесь много?
Прокол, с неудовольствием подумал Антон. И нешуточный...
— Мне кажется, твой брат хочет убить тебя, — твёрдо сказал он. — Думаю, это он нанял убийцу, который напал на тебя во время пира. Ведь никто не знает, действительно ли он спас купца Ханафи от разбойников — всё это могло быть подстроено...
— Я не боюсь, — с улыбкой произнесла Регенда. — Господь послал мне человека, рядом с которым я чувствую себя защищённой. Я верю, он не предаст меня, что бы ни случилось.
Антон открыл глаза. Было темно, и стояла тишина, лишь едва потрескивал очаг. Он автоматически бросил взгляд на запястье — чёрт, часов нет, таможенный контроль изъял при досмотре... Ясно одно: ночь. Время тайных страстей и неожиданных разоблачений.
Разговаривали снаружи. Тихо, почти шёпотом, но Антон услышал.
— На нас напали, как только мы выкопали его из-под лавины. Он был одет не по-нашему и не знал самых простых вещей...
— Ты подозреваешь, что он монгольский разведчик? Но он сражался против них на переправе и не дал схватить нас, когда мы выбирались из капища. Как ты это объяснишь?
Сердитый вздох.
— Почём я знаю. Может быть, это лишь хитрый план. И важен им вовсе не ты — они просто хотят иметь шпиона в замке грузинского царя.
В голосе Баттхара послышалась ревность.
— Вот как? А я, значит, только приманка, да?
Вот шкура, подумал Антон, лёжа под одеялом.
А я-то его, козла, полдороги на себе тащил...
— Почему ты не сказал Аккеру о своих подозрениях? Он бы наверняка что-нибудь придумал.
И тут притихший Антон услыхал неожиданное:
— А ты уверен, что Аккер — это Аккер?
— То есть? — озадаченно спросил царевич.
— А ты послушай. Когда возле реки мы впервые увидели его, то приняли за Заура. Антон даже проговорился по ошибке.
— Немудрено. Они братья.
— Но Заур никогда не упоминал, что они близнецы!
Повисла тишина — нехорошая, вязкая, пропитанная взаимным недоверием, точно змеиным ядом. После паузы, в течение которой Антон извёлся, Баттхар медленно проговорил:
— А возможно, ты и прав. О гибели Заура нам известно только со слов Антона. Он заглянул в пролом на вершине горы и увидел... Но что именно он увидел? Что, если Заур жив? У него конь, он выбрался из пещеры и прискакал сюда раньше нас. Переоделся, приклеил бороду, сделал шрам... Кстати, ты заметил, что Аккер бережёт руку?
«Верно, — вдруг вспомнил Антон, — я тоже обратил внимание, только не осознал... Ай да царевич, ай да сукин сын».
— Может быть, Аккер (или Заур — кто их разберёт?!) служит кому-то ещё? — проговорил Баттхар, ни к кому вроде бы не обращаясь. — Не Тохтамышу, не Хромому Тимуру и не моему отцу?
Лоза отчётливо скрипнул зубами.
— Мы с Зауром жили в одном селении. Жив он или нет — он не предатель, запомни.
— Я и не говорю, что он предатель. Просто... Странно всё это. Антон, к примеру, считает меня самозванцем. Мы с тобой считаем, что Аккер и Заур — один и тот же человек. Так и с ума сойти недолго.
— Знаешь, — тихо сказал Лоза (Антон весь обратился в слух и, кажется, вовсе перестал дышать). — Если уж кого подозревать — так это его, чужеземца.
— А Асмик?
— Асмик — девчонка, что она понимает.
— Вот ещё, — живо возразил царевич. — Нет уж, подозревать — так всех. По-моему, они действуют заодно. Они что-то замышляют.
— Что?
Баттхар вздохнул.
— Если бы я знал.
Аккер не зря называл Чёрного Тамро самым свирепым разбойником в округе. И едва ли не самым удачливым — ибо для того, чтобы полтора десятка лет безнаказанно грабить проезжих купцов и обкладывать данью селения, которые побогаче, мало быть свирепым: в горах крутым норовом редко кого удивишь. Тут нужно большее: хитрость и изворотливость, умение, прикинувшись другом, улучить мо мент и ударить в спину, держать в повиновении строптивых и приближать к себе самых строптивых, чтобы, приблизив их на расстояние вытянутой руки, одним махом перерезать глотку... Да мало ли что ещё нужно, чтобы при своей опасной профессии дожить до пятидесяти. Редкий случай.
