Девушка меж тем принесла деревянное блюдо с обычным для этих мест угощением: ячменными лепёшками, козьим сыром, жареной рыбой (вот уж не подумал бы, что в здешней реке водится рыба, удивился Антон) и мёдом.
— Откуда здесь мёд? — спросил Антон, за обе щеки уплетая еду.
— Вниз по реке стоит аул, — пояснил Аккер. — Там живёт мой знакомый бортник. Господь не дал ему сыновей, и он приютил у себя странствующего монаха. А тот решил восстановить молельню на холме. Так что мне не нужно даже ходить в селение — монах сам приносит мне все необходимое. Ну а я помогаю ему, чем могу. — Аккер усмехнулся в бороду. — Странный человек. Всегда в глухом клобуке, так что лица его я так ни разу и не видел.
— А он не может быть... — Антон запнулся, но Аккер понял и покачал головой.
— Тайным соглядатаем? Не думаю. За кем здесь следить? Меня и так все знают — среди сельчан я слыву отшельником и слегка чокнутым, — для наглядности постучал пальцем себя по лбу. — Но так иногда даже удобнее.
По чести сказать, Антон слушал его вполуха. Его не занимал ни незнакомый бортник в незнакомом селении (уж не том ли, где жила когда-то храбрая Ингури?), ни славное угощение, ни даже таинственный священник, зачем-то прячущий лицо. Да и рукопись, способная в зависимости от ситуации менять своё содержание, отошла куда-то на второй план.
Нет, не на второй — на десятый. На сотый, на тысячный, потому что первые девятьсот девяносто девять планов занимала теперь для него девушка-аланка. Её большие выразительные глаза, смуглая нежная кожа на высоких скулах — нежная, несмотря на тяжёлую жизнь в хижине высоко в горах. Её шелковистые волосы, которые она моет, поди, где-нибудь в чистом, как слеза, горном озере — ни один жалкий французский шампунь и бальзам-ополаскиватель не способны дать такой эффект...
Справившись со спазмом в горле, он сказал:
— Мы так и не познакомились. Меня зовут Антон.
Она склонила голову набок, словно прислушиваясь к новому звуку.
— Красивое имя. Хотя и немного непривычное.
— Ничего удивительного. Я родился очень далеко отсюда. А как зовут тебя?
— Асмик.
— Ты аланка?
Она кивнула. Антон вдруг сообразил, что она совсем юна — лет шестнадцати, не больше. В его родном столетии ей бы ещё не дали аттестат зрелости. Интересно, кем она приходится Аккеру? Женой? Любовницей? Между ними лет двадцать с небольшим разницы, но, может, здешние обычаи допускают...
Эта мысль его неприятно взволновала, и он глухо спросил:
— Аккер — твой муж?
— Что ты, — удивилась она. — Он мой отец. Точнее, приёмный отец. Я была совсем маленькой, когда он нашёл меня в горах.
У Антона заметно отлегло от сердца. Он искоса взглянул на Аккерову секиру — вон она, возле каменной лежанки, покрытой коричневой шкурой, в специальном чехле с красивой костяной застёжкой... Да, подумалось, мне с ним не тягаться. Хотя случись что — за эту девушку-аланку Антон встал бы грудью против кого угодно. И Аккер бы не испугал...
Аккер долго разглядывал уздечку — пожалуй, несколько минут. Его широкие ладони, шириной едва ли не с лопату, бережно приняли её, он с непривычной нежностью погладил выделанную кожу со вшитыми цветными бисеринками словно священную реликвию — уздечка была дорогая. Заур, как и все мужчины-горцы, не скупился, когда речь шла о коне, сбруе и оружии. Остальное, даже самое необходимое, всегда могло подождать.
— Где это случилось? — спросил Аккер.
Антон рассказал, постаравшись быть лаконичным. Аккер выслушал и бесстрастно кивнул.
— Мне известно об этом капище. И о том, что вход в него завален давным-давно. Я не знал только, что Заур отыскал новый.
— Перед смертью он сказал мне, как найти тебя. И ещё — что ты сможешь помочь нам добраться до Тебриза.
Что-то такое мелькнуло в глазах Аккера — что-то, похожее на давнюю обиду, которую Антон на беду свою всколыхнул.
— Тебе так хочется поскорее подставить башку под чей-то меч? — хмыкнул горец. — Или тебя наняли аланскому царевичу в телохранители? Сколько же золота тебе обещали?
— Нисколько, — признался Антон, помолчав. — Просто у меня есть маленькая глупая надежда, что, когда Баттхар окажется в Тебризе, меня отпустят домой. Я чертовски давно не был дома.
— Отпустят? — насмешливо удивился Аккер. — Кто же тебя держит?
— А кто держит тебя здесь? — вспылил Антон. — Кто велел тебе окопаться в этой волчьей норе? Так, что даже в ближайшей деревне тебя считают чокнутым... Добро ещё, если бы ты был один. Но Асмик! Она-то чем провинилась?
— Я хочу, чтобы она прожила долгую жизнь, — спокойно отозвался Аккер. — Я нашёл её пятилетней девочкой возле Шоанинского монастыря... Вернее, возле того, что осталось от монастыря. Она бродила среди трупов монахов, и даже не плакала: сорвала голос. Несколько дней она ничего не ела — я мог бы поднять её на одной ладони. Потом я еле выходил её, и один Господь знает, чего мне это стоило. И я сделал это не для того, чтобы однажды, когда меня не окажется рядом, её изнасиловала шайка разбойников. Или изрубили на куски монголы.
— Чего ты боишься? — напрямую спросил Антон. — Я ведь видел тебя в деле: ты запросто одолел в одиночку двенадцать человек, и даже не вспотел.
— Девятерых, — нехотя поправил Аккер. — Ты немного помог мне, чужеземец.
— Всё равно. Никогда не поверю, что хоть что-то способно тебя испугать. — Антон помолчал и искренне добавил: — Ты великий воин. Нет, величайший! То, что ты делал... Я никогда не видел ничего подобного.
Аккер грустно усмехнулся. И вяло махнул рукой.
— Кому они нужны, великие воины. Мужчина должен любить жену, воспитывать сыновей. Растить хлеб и виноград, а не шататься по горам с мечом наизготовку.
Странно было слышать от Аккера такие речи. Антон озадаченно помолчал, потом, переварив информацию, осторожно произнёс:
— Говоришь, любить жену, растить детей... Но ведь сам-то ты...
— Я никогда не мечтал сражаться. Мне нравилось пасти овец на холмах и стричь с них шерсть. Я с радостью мял ногами виноград и подвязывал лозу. Больше всего мне нравилось ухаживать за мцване — наша матушка говорила, что мцване — король среди винограда. Я привёз его из Грузии. Никто не верил, что он приживётся на наших камнях, а он прижился...
Он неловко двинул правой рукой и поморщился, как от неожиданной боли. Не зацепило ли его, с беспокойством подумал Антон. Одну-то рану на виске я видел, Асмик перевязала, а сколько других, которые Аккер не захотел показывать? Поколебавшись, он спросил об этом — Аккер лишь пренебрежительно фыркнул: не твоя, мол, печаль, чужеземец.
— Как же выпало тебе стать воином?
Горец флегматично пожал плечами.
— Не всегда мы делаем в жизни то, что хотим. Вот Заур — тот с детства готовил себя к сражениям. Отец часто ставил мне его в пример. Посмотри на младшего брата, говорил он. Посмотри, как ловко он рубит лозу на полном скаку, как стреляет из лука, борется на поясах, лазает по скалам — там, где ногу негде поставить, только кончики пальцев...
