– Надо бороться, – сказал он.
– Неужели вы так убеждены, что убийца кто-то другой?
Валентин Васильевич поморщился:
– Да не особо, если честно. Просто эта сладкоголосая гнида Лестовский беспрерывно поет о виновности Еремеева, и судья, кажется, тоже не сомневается, так кто-то же должен! В едином порыве хорошо план перевыполнять, а не на смерть отправлять человека.
* * *
Ирина собиралась взять сына с собой на встречу с замполитом, но чем ближе, тем меньше ей нравилась странная таинственность, поэтому на всякий случай она с утра отвезла Егорку к бабушке.
Дорога оказалась легкой и быстрой, автобусы подходили к остановке почти мгновенно, и в результате Ирина оказалась на «Нарвской» за целый час до назначенной встречи.
Она решила переждать в кафе-мороженом и позволила себе неслыханную роскошь – три шарика шоколадного, да еще и шоколадом же присыпанного.
Чувствуя, как мороженое тает на языке, наполняя рот божественным вкусом детства, Ирина зажмурилась от удовольствия.
Вернуться бы в те благословенные времена, когда поход в кафе был пределом мечтаний!..
Она хотела растянуть удовольствие, чтобы хватило на целый час ожидания, но мороженое таяло, растекалось по дну креманки, поэтому пришлось быстро его съесть. Ирина отнесла пустую вазочку к окошку для грязной посуды, вернулась к прилавку и попросила кофе, оказавшегося на редкость отвратительным, и Ирина сделала несколько маленьких глотков, только чтоб не обижать буфетчицу.
Интересно, в иностранных романах официанты везде, даже в самых захудалых забегаловках. Например, в «Триумфальной арке» или «Трех товарищах» они на каждом шагу и влачат довольно жалкое существование. Ни в одной книге нет, чтобы официант зарабатывал больше врача или хоть судьи, а у нас это в порядке вещей.
Лакеи живут в разы лучше врачей, юристов и педагогов, какой-нибудь ресторанный швейцар за семь дней положит в карман Иринину месячную получку и будет считать неделю неудачной.
Почему так? Неужели настолько адский труд – носить блюда с кухни? Ну да, тяжело, весь день на ногах, но суть не в этом.
Как в гениальном фильме было сказано: «У нищих слуг нет». Вот люди и платят, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя не нищим, не рабом, а хозяином.
Ирина глотнула еще кофе и усмехнулась, глядя на пышнотелую буфетчицу: «ОБХСС на тебя нет».
Что ж, осталась самая малость – приговорить Еремеева к расстрелу и выставить Кирилла за порог, и тогда начнется совсем другая жизнь, в которой не будет никакого самообслуживания.
Да и дело, в общем, не только в том, что она из рабыни превратится в госпожу и получит доступ к привилегиям. Это приятно, но важнее другое – на высоком посту она реально сможет сделать что-то хорошее для страны и для людей, принимать действительно важные стратегические решения. Новая должность, новые обязанности, новые интересы – человек должен развиваться и расти профессионально, даже если он женщина.
Условия, поставленные ей в горкоме, вполне нормальные. Еремеев обязан ответить за свои художества, ну а Кирилл…
Любовь любовью, но ей и без поучений красной звезды в костюме ясно, что с таким мужем карьеру не построить. Он очень хороший человек, но слишком независимый и свободный, чтобы власть могла ему доверять. Даже если Кирилл порвет со своей рок-тусовкой и забросит сочинительство, превратится в образцового работягу с «Жигулями» в гараже и пивом по выходным, от него все равно будут ждать подвоха. На доску почета точно не повесят. Только он и сам не откажется от своего призвания.
Ирина вздохнула. У нее язык не повернется предлагать ему такое, нужно решать самой, что ей важнее – семейное счастье или карьера.
С одной стороны, вроде бы все ясно – для женщины ничего нет и быть не может важнее семьи. Будь ты первая в мире женщина-космонавт, или лауреат Нобелевской премии, или олимпийская чемпионка, но если у тебя нет мужа, то ты дура и горемыка. А слава, деньги и почет – очень слабое утешение, если тебе не с кем проснуться утром.
Так что надо отправляться в загс с Кириллом и ни о чем не думать, даже о том, с чем она останется, когда он ее бросит.
Это в прошлом веке если ты выходила замуж, то на всю жизнь, а теперь все иначе. Мужья исчезают, как утренняя роса, и ты остаешься одна с детьми на руках, да еще и «сама виновата».
Нет никаких гарантий, что Кирилл проживет с нею до конца. Она раньше состарится, надоест, а если вдруг не сможет родить ему ребенка, то шансов на «долго и счастливо» просто не будет.
Сейчас он вроде бы уважает работу своей невесты, радуется ее профессиональным достижениям, а что произойдет дальше? Не начнет ли ревновать к ее успехам, как делал бывший муж? Станет ерничать, принижать, потом каждую задержку на работе начнет объяснять интрижкой…
Ирина содрогнулась, вспомнив последние месяцы своего брака, и как она, задыхаясь в чаду отчаяния, все-таки хотела этот брак сохранить, унижалась, переступала через себя, сдавая позицию за позицией, так что в конце концов чуть совсем не исчезла, и тогда муж ушел, а она только спрашивала себя, в чем же была виновата, что недосмотрела, недопоняла, недодала, чтобы его удержать. Как долго она с упорством мазохиста прокручивала в голове свою семейную жизнь, выискивая все новые собственные промахи и ошибки, какие-то триггерные зоны, в которых надо было поступить иначе, и вся жизнь покатилась бы по другой, счастливой дорожке… Понадобилось несколько лет самобичевания, прежде чем она поняла настоящую причину развода: просто муж был мудак, а мудаку что ни делай, все будет недостаточно хорошо.
Кирилл другой, он не станет помыкать ею, но терпеть надоевшую женщину тоже не захочет.
Нет, в любви и даже в супружестве нет гарантий счастья, поэтому рассчитывать надо только на себя и зависеть от собственных решений, а не от прихоти мужика.
Коммунисты вроде дьявола, тоже требуют душу в обмен на разные земные блага, но в отличие от мужчин выполняют свои обещания. Если она продаст им душу, покажет, что ради общего блага готова отказаться от того, что важно и дорого лично для нее, не задумываясь, в чем это благо, собственно, состоит, сделка состоится. Карьера попрет, потому что на высоких постах нужны не столько умные, сколько свои надежные люди.
И очень скоро ей никогда больше не придется самообслуживаться за липким столом из голубенького пластика. Все принесут и не швырнут в лицо, а подадут с поклоном.
Но главное, конечно, это Егорка. С номенклатурной матерью перед ним откроются такие горизонты, которых иначе он никогда в жизни не увидит. Разве можно лишать его перспектив ради мужских носков в доме?
О Кирилле переживать нечего. Он наверняка обрадуется вновь обретенной свободе и в любом случае забудет ее быстрее, чем она его. Найдет себе простенькую девушку без претензий, которая будет варить ему борщи, рожать детей и восхищаться, не понимая ни слова в его стихах, – идеальную подружку гения.
