– Ну и вонища, – заявил Сергей, скривился и отвел взгляд в сторону.
– Посмотрите сюда, – сказал Николай и ткнул пальцем.
К уху каждой головы были прицеплены небольшие прямоугольные карточки.
Превозмогая несусветную вонь, Коршунов наклонился, внимательно их разглядел и сказал:
– Это визитки. Вот твоя, Серега. Директор департамента «Ойл-Корпорейшн», понимаешь ли. А там моя. Уже не действующий вице-президент ассоциации бокса.
Черемесов обошел кровать.
– Здесь четыре башки. Кроме наших тут еще визитка какой-то бабы, – сказал он, присев на корточки.
Трупный смрад буквально ворвался в ноздри, добрался до мозга.
Он зажал нос пальцами и гнусавым голосом прочитал вслух:
– Шахова Дарья Александровна, генеральный директор туристической компании. Кто это?
– А он весельчак, этот парень, – заметил Коршунов, встав рядом. – Мы втроем – дворняги, а визитку бабы этот тип прицепил к голове маленького шпица. Креатив!
Сергей выпрямился.
– Значит, к нашим делам имела отношение какая-то девка? – спросил он.
– Кажется, я знаю, кто это, – отрывисто бросил Джафар. – Назаров плакался как-то, что ему никто не давал кредит. Когда мы его начали прессовать, он пообещал, что найдет бабки, но ему везде отказывали. У него была надежда на какой-то банк, но и там его прокатили. Я помню фамилию этой бабы, потому что Банкир пас Назарова и отслеживал, куда тот обращался за помощью. Мне пришлось припугнуть управляющего банком, чтобы он не имел дела с Генкой. Так что эта Шахова с нами в одной упряжке.
– Тогда почему ее нет здесь? – спросил Черемесов. – Сообщения наверняка были высланы всем.
– Какая дура попрется ночью на заброшенный завод в глухомани? – заявил Николай, пнул ногой одну из собачьих голов, и та неуклюже покатилась в зыбкую темноту.
– Допустим. Но кто мог узнать, что Назарова вальнули? – воскликнул Сергей. – Про отрубленную руку могли знать Банкир и тот бывший мент Ермоленко. А как могло всплыть то, что произошло той ночью в больничке, где Генке окончательно перекрыл кислород Коля Коршунов? Об этом знали только мы трое! Или кто-то из вас проболтался?
– Ладно, все это хрень, – раздраженно произнес Абиев. – Разве это что-то меняет? Мы здесь, и что дальше? Нас расстреляют? Погрозят пальчиком и отпустят? Или этот дурацкий спектакль еще не закончился? Мне надоели эти кошки-мышки! – Он хотел сказать что-то еще, но застыл с открытым ртом.
Из темноты послышались странные звуки, и азербайджанец резким жестом велел всем замолчать. Лишь когда в сумрачном помещении наступила звенящая тишина, стало понятно, что это.
Где-то совсем рядом плакала женщина. Даже не просто плакала, а рыдала.
Абиев переменился в лице и ринулся на этот звук.
В его мозгу, измученном бессонницей и отчаянным страхом, раненой птицей трепыхалось лишь одно-единственное слово: «Самира».
Лишена выбора
Пока старые приятели, объединенные не только тесными отношениями, но и бедами, обрушившимися на них, бродили по территории старого завода, на обочине остановился еще один автомобиль.
В салоне подержанной «Тойоты» сидела Дарья и невидяще глядела перед собой. Двигатель был давно заглушен, но она не убирала рук с рулевого колеса, словно все еще сомневалась в принятом решении. Дарья будто втайне ждала знак, некую примету, явно свидетельствующую о том, что вся эта затея была откровенной глупостью с самого начала, и самое лучшее, что сейчас она в состоянии сделать, – это убраться из этой глуши как можно быстрее.
Дарья с превеликим удовольствием поступила бы так, если бы не сообщение, которое она получила вчера вечером, буквально за полчаса до приезда Артема. Лишь только скользнув по письму глазами, Дарья поняла – все рухнуло.
Да, рухнуло, потому что у нее не осталось сил сопротивляться. Человек, подбрасывающий крыс к входной двери, не шутил. После покушения на Артема она имела возможность убедиться в этом. Да, Даша слышала, что несостоявшийся убийца Павлова погиб в перестрелке, но это ровным счетом ничего не меняло. Ведь он являлся всего лишь исполнителем. А их могло быть несколько.
Вряд ли на нем все и закончится.
Дарье хотелось бы в это верить, если бы не новое сообщение, в котором значилось следующее:
«Избавься от адвоката. Не послушаешься – заберу твоего сына. Получишь его по почте, частями. Нежно целую и жду встречи на котельном заводе. Надеюсь, ты не передумаешь».
– Это полнейшее безумие, – шепотом произнесла Дарья, взъерошив спутанные волосы. – Зачем я здесь? Чтобы меня убили и прикрыли какой-нибудь рогожей, пока мой труп не найдут голодные собаки?
Она взглянула в зеркало заднего вида и неприятно поразилась.
«Нет, это издерганное существо с увядшим лицом – вовсе не я! Это в кого же я превратилась?! Труп в морге куда лучше выглядит!»
Дарья подумала об Артеме, и на ее глазах выступили слезы.
Сейчас она проклинала себя за то, что не сдержалась и так спонтанно уехала. За то, что толком не отблагодарила этого человека за все, что он сделал для нее, по сути, едва знакомой женщины. А ведь Артем искренне хотел ей помочь. Она видела в его глазах разочарование, когда садилась в такси. От этого молчаливого укора во взгляде Артема ей сейчас хотелось выть и лезть на стенку.
«Ничего не исправишь, – подумала она, вытирая мокрые глаза. – Хочешь выть – вой. А стенок здесь нет, лезть не на что. Давай, вперед».
Дарья взяла смартфон, оживила его мазком пальца по экрану, и на нем мгновенно запестрела карта местности. Судя по всему, идти до того самого завода придется не более километра. До десяти часов еще оставалось двадцать минут, так что она вполне успевала.
В какой-то момент Дарья испытала непреодолимое желание позвонить Артему, но сдержалась. Вряд ли он будет разговаривать с ней после ее отъезда. Павлов даже не отреагировал на ее сообщение, в котором она просила у него прощения.
Женщина вздохнула, выбралась из машины и, спотыкаясь, побрела в сторону лесополосы. За ней темнели массивные постройки котельного завода.
Западня
Джафар подлетел к покосившейся двери, за которой слышался плач, и рывком распахнул ее. Пол мастерской был застелен пыльным брезентом, дырявым, словно решето. В глаза азербайджанцу тут же бросилось нечто продолговатое, бесформенное, завернутое в черный полиэтилен. Рядом притулилась громадная клетчатая сумка, чем-то набитая под самую завязку.
У Абиева внутри все оборвалось.
– Самира! – заорал он не своим голосом, кидаясь к странному кокону.
Пол под его ногами тревожно задрожал, издал отчетливый хруст. Ему казалось, что он бежал по настилу, доски которого снизу жадно пожирало пламя, и пол вот-вот должен был обрушиться под его весом.
