Ругаясь на чем свет стоит, он поднялся на ноги. Ладони и рукава белоснежного костюма были вымазаны навозом. Это привело Абиева в состояние слепого неистовства.
– Джафар? – испуганно проговорила Самира, встав в дверях кухни. – Дорогой, что случилось?
– Ничего! – прорычал тот.
Он стоял на дрожащих ногах, держа руки в воздухе. В этот момент Джафар напоминал спятившего хирурга, который раздумывал, стоит ли ему приступить к операции прямо сейчас, или у него еще есть время на перекур.
– Разве ты не видишь, что все очень хорошо?!
– Фу, гадость, – сморщив нос, выдавила из себя Самира. – Джафар… – Жена запнулась и нерешительно протянула мужу фотографию в рамке. – Это было в туалете.
Азербайджанец перевел обжигающий взор на фото и до крови закусил губу.
Это была их семейная фотография, висевшая на стене в гостиной. Он, Самира, Зара и двое их мальчишек – Ибрагим и Тимур. Рамка треснула, стекло разбилось, а само фото было жирно перечеркнуто крест-накрест.
– Что происходит? – прошептала Самира.
Пальцы ее задрожали. Искореженная фотография выскользнула из них и со звоном упала на пол.
Зара, стоявшая на лестничном пролете и наблюдавшая за всем этим, внезапно разревелась.
Серная кислота
Николай наспех скинул халат, переоделся и выскочил за дверь. Из сбивчивой речи Ольги он понял одно – с его женой стряслось что-то очень нехорошее. Сейчас она сидела в машине, прямо под окнами дома.
За те полторы минуты, пока он, не дожидаясь лифта, несся по ступенькам, в его голове, словно на перемотке, с тихим щелканьем скользили кадры затертой пленки. Первое убийство, второе, еще одно. Снова смерть. Удар в бампер, жгучий плевок газа в лицо, непроходимый, мрачный лес, промозглый холод, нестерпимая боль в голове и записка: «Убийца». Конец фильма.
Или же продолжение следует?
Ему стало страшно.
Николай пулей вылетел из подъезда, чудом не сбил опешившую женщину с коляской и помчался в сторону розового «Порше». Он остановился в трех шагах от окна водителя, пытаясь унять дыхание и судорожно глотая воздух.
– Оля? – сипло позвал Николай, вглядываясь в застывшее лицо жены.
Шаркая домашними шлепанцами – переобуться он не успел, – Коршунов приблизился к иномарке, открыл дверь и без сил опустился на пассажирское сиденье.
Ольга сидела как истукан, с белым как мел лицом, и глядела прямо перед собой.
– Что с тобой?! – Николаю стоило немыслимых усилий не сорваться на крик. – Не молчи!
Женщина вздрогнула и посмотрела на Николая с легким изумлением, словно она видела собственного мужа впервые в жизни.
– Кого ты убил, Коля? – глухим голосом поинтересовалась Ольга, доставая из пакета какой-то сверток, от которого тянулся резкий шлейф запаха химикатов.
– Убил? – тупо переспросил Коршунов и почувствовал, как его затылок обдало нестерпимым жаром.
– Смотри. Узнаешь это платье? – Ольга сунула ему скомканную тряпку едва ли не под нос.
Николай осторожно взял ее, медленно расправил. Конечно, он узнал это платье. Оно было одним из ее любимых, тонкое, с нежно-голубым отливом, подчеркивающее стройную фигуру даже в сорок четыре года. Если ему не изменяла память, он отвалил за него три с половиной тысячи евро, когда они отдыхали летом в Париже.
Но что с ним произошло?! Материя сплошь покрыта бесформенными дырами с обожженными краями. Такое ощущение, что платье было расстреляно из крупнокалиберного пулемета.
– Может, все-таки расскажешь, что случилось?!
Ольга сдвинула брови, словно пыталась собраться с мыслями, дрожащей рукой вынула из сумочки бумажный платок и промокнула глаза.
– Я заехала в «Дресс Люкс», хотела посмотреть блузки, – спотыкаясь на каждом слове, начала она. – Выбрала подходящую, пошла в примерочную. Мне и раньше казалось, что за мной постоянно ходил какой-то тип, но я не придавала этому значения. А в примерочной… – Женщина прислонила кулак к губам, в глазах ее заблестели слезы. – Он прижал меня головой к зеркалу, стиснул горло так, что я не могла даже вздохнуть. Другой рукой этот тип сунул мне под нос какой-то пузырек. От склянки разило какой-то химией так, что у меня заслезились глаза и даже начало тошнить. – Она вдруг умолкла, словно боялась продолжать, и глядела куда-то в пустоту.
– Ну?! Оля, говори! – с нетерпением крикнул Николай.
– Он сказал: «Твой муж убивал людей, – безучастно проговорила Ольга. – Пусть явится с повинной и все расскажет. Иначе…» – Она замолчала и повернула голову в сторону мужа.
– Иначе что?! – заорал Николай, окончательно потеряв контроль над собой. – Не тяни резину!
– Иначе он сожжет Вовку, – прошептала Ольга.
– Вовку, – зачем-то повторил Коршунов, и лицо его приобрело землистый оттенок. – Он имел в виду нашего сына?
– А ты не догадался? – визгливо выкрикнула женщина, тряся в воздухе безнадежно испорченное платье. – Ты понимаешь, Коля, что это? Он плеснул кислотой на платье, которое висело в примерочной! Оно все в дырках! Платье шипело, от него шел дым! Этот отморозок пообещал, что точно такие же дырки будут на лице нашего сына, а потом и на моем! Ты меня слышишь?! – Теперь уже кричала она, вцепившись в рубашку Николая.
Тот перехватил руки жены и рявкнул:
– Угомонись. Прекрати истерику!
Ольга медленно разжала пальцы.
Несколько секунд они молчали. Коршунов сидел мрачнее тучи и ковырял заусенцы на пальцах.
– Что было дальше? – хмуро спросил он.
Ольга усмехнулась и проговорила:
– А что могло быть дальше? Он легонько стукнул меня по почкам, усадил на пол, как обделавшегося щенка, и спокойно ушел. Мне пришлось купить себе первую попавшуюся тряпку. Не идти же в этом дырявом решете…
– Ты запомнила, как он выглядел?
Она покачала головой.
– На нем была кепка и черная бандана, которая закрывала лицо. На глазах темные очки. «Выйдешь отсюда через десять минут, – сказал он. – Если поднимешь шум, то я приду за тобой».
– И ты сидела, – подытожил Коршунов.
– Сидела, – подтвердила Ольга, и глаза ее вспыхнули яростью. – А что бы ты посоветовал? Повиснуть у него на шее и звать охранника? Да пока этот придурок в мятой форме соизволил бы появиться в зале, моя физиономия превратилась бы в сырой фарш!
– Оля, успокойся.
– Я не желаю успокаиваться, – процедила она. – Я хочу знать, что все это означает. Кому ты перешел дорогу? Ты что, действительно кого-то убил? Ответь мне. Прямо здесь и сейчас.
Николай медленно поднял голову и тут же напоролся на пронзительный, испепеляющий взгляд супруги. Темно-синие глаза прожигали его насквозь. Коршунову казалось, что его черепная коробка стала прозрачной. Мысли, скрытые в ней, мог бы прочесть даже несмышленый ребенок.
