Молоток приземлился на то, по чему он колотил, и остался там.
– Я знаю, – сказал Эйнар, не поворачиваясь к ней.
– Помощь нужна?
– Нет.
Она увидела, как он ссутулился, словно пытаясь спрятаться в самом себе и укрыться от нее. Что она могла сказать? Что сказала бы Хильдигуннюр?
– Не думаю, что ты такую уж большую добычу упускаешь.
На мгновение она словно увидела, как слова покидают ее рот, будто кто-то выкашливает свои внутренности. «Что это было, глупая ты девчонка? Любовь твоей жизни – лживая шлюха? Ни хрена это не поможет!»
– Ты это о чем? – Эйнар не расслабил ни единой мышцы. И не отпустил молоток.
– Она… Я…
«Хоть что-нибудь».
– Она так набросилась на Руну… – промямлила Хельга. – Она не… мне не кажется, что она такая уж хорошая.
Эйнар фыркнул и повел плечами.
– Да ты с хутора не вылезала с тех пор как приехала, а это было целую вечность назад. Откуда тебе знать?
Его слова жалили: в нем говорила язвительность, он хотел ее ранить.
– О чем ты? – спросила Хельга. «Дверь совсем рядом, – подумала она. – Если нужно будет, я смогу…»
– Откуда тебе знать? Твой мир – Уннтор да Хильдигуннюр. Ты думаешь, все люди, как они, но это не так. Они жесткие, оба, жесткие как гвозди. Они сделают что угодно, чтобы сохранить свое место в мире. Йорунн лучше их, и не смей говорить о ней плохо.
Эйнар повернулся, и Хельга чуть не задохнулась. Его лицо словно исказилось – остался лишь слабый намек на того дружелюбного юношу с открытым лицом, которого, как ей казалось, она знает, а заменило его нечто иное, злое – нечто, державшее молоток как оружие.
Некто, способный сделать что угодно с кем угодно.
Осознание этого окатило ее ледяной водой. «И способный сделать все ради нее».
– Прости, – пробормотала она, не сводя глаз с Эйнара. – Я просто хотела как-то тебя утешить. Я пойду.
Губы Эйнара дернулись, его каменное лицо немного смягчилось, и на мгновение ей удалось разглядеть за яростью лицо своего брата.
– Можешь остаться, если хочешь, но мне надо работать. И я… ну… я знаю. Знаю, что ты пытаешься сделать. Но иногда слова не помогают. Надо… действовать.
Он замолчал и посмотрел на нее.
«Он подбирает слова, – подумала она, – но не находит».
Ничего не сказав, Эйнар отвернулся, поднял молоток и с силой обрушил его на столешницу.
Хельга вышла из сарая задом, не решившись отвести взгляд. Она никогда раньше не видела, чтобы он так стискивал челюсти. Целеустремленно. «Надо действовать. Неужели он?..»
Она закрыла дверь, и вечерний ветерок взъерошил волосы на ее затылке. Она поежилась.
Уннтор откинулся на спинку кресла, по правую руку от него стояла Хильдигуннюр, по левую Сигмар.
– Я не смогу держать их здесь вечно. Мало места, а чуть погодя не будет хватать еды.
– Значит, кто уйдет первым – тот и убийца? – спросил Сигмар.
– Этого мало, – сказала Хильдигуннюр. – Убийце нужно будет только дождаться, пока твои люди прикончат первого бедолагу, вскочившего на лошадь.
Уннтор фыркнул:
– Моя жена мудра. А еще она, похоже, умеет думать как убийца.
Хильдигуннюр мило улыбнулась:
– Такой уж надо быть, чтобы остаться твоей женой, любимый. – За столом послышались короткие смешки. – Но если никто не признается и мы не найдем нож…
– Мы можем сделать еще кое-что, – сказал Сигмар, и Уннтор с Хильдигуннюр повернулись к нему. – Сын Бьёрна нашел амулет. Мы можем спросить богов.
Уннтор фыркнул:
– Они не услышат, – сказал он. – А если и услышат, то могут не сказать того, что мы хотим знать.
Однако Хильдигуннюр сверкнула глазами:
– Это отличная идея, – сказала она, улыбнувшись Сигмару.
– Почему?
– Помолчи, муженек. Дальше ты скажешь, что нужно просто выбить признание, а если это случится, у тебя будет полный дом убийц. Нет, Сигмар прав. Боги знают.
– Значит, решено, – сказал Сигмар.
Уннтор кивнул, недовольно скривив губы:
– Решено.
«Убил ли Сигмар человека, который его оскорбил? Или Гита потеряла терпение? Или безответная любовь Эйнара свела его с ума?» У Хельги кружилась голова; любой из них годился на роль убийцы. «Руна? Она ведет себя странно и беспокойно. Йорунн? Она солгала, но зачем?»
В голове проносились лица родичей, оскаленные и плюющиеся, с тьмой в сердце и смертью в глазах. Она не замечала фигуру в тени на углу сарая до тех пор, пока чуть не наступила на вытянутую ногу.
– Ой!
– Прости, – промямлил Вёлунд, подбирая под себя свои нескладные ноги. – Я не хотел…
– Нет-нет, – поспешно сказала Хельга. – Ты ничего плохого не сделал, Вёлунд, правда-правда. Но почему ты здесь?
– Не знаю.
«Что мне сказать? Что?..» Хельга сосредоточилась, обуздала несущиеся вскачь мысли и решила делать то, что первым придет в голову.
Она села рядом с мальчиком и взглянула вверх. Это было изумительно: просто сидеть и смотреть на небо. Из дома до них доносились неразборчивые голоса. Далеко в поле тоскливо замычала корова.
– Свет меняется, – сказала она.
– Да. – Пауза. – Он всегда меняется, знаешь ли, – он издал негромкий звук, как человек, пытающийся безуспешно прочистить горло.
Хельга взглянула на него и уловила движение. У него дергался уголок рта.
– Ты меня… дразнишь? – спросила она с недоумением.
Звук вырвался из Вёлунда, точно ручеек, растопивший лед, и он хрюкнул, а потом принялся хохотать и фыркать.
– Да! – выдавил он наконец и спрятал лицо в ручищах-лопатах, сотрясаясь от плохо скрываемого восторга.
У Хельги защемило в груди – приятное, теплое чувство. Она словно прикоснулась к той любви, которая исходила от мальчика.
– Ну тогда мне придется тебя… защекотать! – она протянула руку к его мягкому животу…
…но ее ударили так, что ей показалось, будто в руке переломались все кости.
Вёлунд вскочил, прижимая левую руку к виску под нелепым углом, раскрыв рот в неслышном крике.
«Что я наделала?»
– Вёлунд, прости… Я не хотела тебя напугать! – Она умоляюще встала на колени. – Пожалуйста, сядь. Пожалуйста. Я не буду щекотаться, честно!
Но мальчик уже удирал от нее, мотая головой, словно жеребенок, отгоняющий тучу мошкары.
Она сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. Почему-то, когда ее оттолкнул Эйнар, Хельга не испытала и половину этой боли.
