Шеннон последила за искрами, стреляющими из горящего бревна, и закрыла глаза в надежде, что утром они все же проснутся.
День 8 – суббота
Ратинген
– Драгенау был вовсе не Драгенау, – заявил Хартланд.
Присутствовали Динхоф, остатки управляющего персонала «Талэфер АГ» и даже сам Уикли.
– По крайней мере, в отеле. Он зарегистрировался там под именем Чарльза Колдуэлла. Это имя говорит вам о чем-нибудь?
Присутствующие покачали головами.
– Готов предположить, что Драгенау – тот, кто нам нужен. Он отправился на Бали не в отпуск. А чтобы исчезнуть. К его – и нашему – несчастью, сообщники или заказчики не питали к нему доверия. Поэтому им пришлось устранить его. Что плохо для нас, поскольку от него мы теперь ничего не узнаем.
– Всего лишь догадки, – язвительно заметил Уикли. – А если убитый и есть Чарльз Колдуэлл? С чего вообще Драгенау делать это?
– Деньги? – предположил Хартланд.
– Уязвленная гордость, – вставил Динхоф. – А потом и месть.
Уикли одарил его испепеляющим взглядом.
– То есть? – спросил Хартланд.
– Много лет назад, – Уикли вздохнул, – еще студентом, Драгенау основал фирму по разработке автоматизированных систем. Он был великолепным инженером, но плохим продавцом. Разрабатывал выдающиеся продукты, но не мог по-настоящему выйти на рынок. Поначалу он составлял нам конкуренцию, но в перспективе у него не было шансов против нашего концерна. В конце девяностых мы его перекупили. Фирма Драгенау погрязла в долгах, в том числе из-за правовых споров с «Талэфер». Покупка его фирмы явилась прежде всего стратегическим шагом, чтобы заполучить самого Драгенау. Он стал нашим главным разработчиком.
– И вам не показалось рискованным принимать на работу разочарованного, доведенного до банкротства конкурента? – удивился Хартланд.
– Поначалу я опасался, конечно, – признался Уикли. – Но в течение многих лет он создал столь благоприятное впечатление, что все сомнения рассеялись.
Между Кёльном и Дюреном
Шеннон открыла глаза. Сквозь дыры в крыше проглядывало синее небо. В куче пепла дотлевали угли. По другую сторону спал Манцано. Он тяжело дышал, на его бледном лице блестел пот.
Шеннон полежала, раздумывая над их положением. Она почувствовала, как нарастает паника в ее душе. Это ощущение было знакомо еще со школы, когда казалось, что экзамены будут ей не под силу. Нередко оно возникало и в путешествиях, если Лорен вдруг теряла цель или оставалась без денег. Но она знала, что делать: вместо того чтобы цепенеть, как заяц перед змеиной пастью, нужно сделать первый шаг.
Шеннон осторожно поднялась, положила полено на угли и осторожно подула, пока не появились языки пламени. Затем вышла наружу и справила нужду за сараем. Поля вокруг и посадку прихватило морозом, и белый иней переливался на солнце. Мгновение на душе ощущалась легкость. Она прислонилась к стенке, нагретой солнечными лучами. До недавних пор ее цели были ясны: выжать из этой невероятной истории лучший сюжет. Шеннон прислушалась к себе. Какого репортажа она хотела теперь? В сущности, одного: о том, что все закончилось, что все снова хорошо.
Она с радостью поделилась бы хорошей новостью. Но отталкиваться следовало от фактов. До сих пор Лорен лишь вещала о том, что делают другие. Наверное, настало время сделать что-то самой. Пьеро перешел к действию, когда обнаружил код в итальянском счетчике.
Сухость во рту и спазмы в желудке дали понять, что первые свои шаги необходимо посвятить удовлетворению элементарных потребностей. Она со вчерашнего утра ничего не ела и пила всего раз из какого-то ручья. Манцано приходилось еще тяжелее – ему не досталось даже сандвича от Хартланда.
Лорен вернулась в сарай. Пьеро проснулся. Глаза у него блестели.
– Доброе утро, – сказала она тихо. – Как ты?
Он закрыл глаза и закашлял.
Шеннон потрогала его лоб – тот горел. Возможно, еще и от костра – Манцано лежал к нему слишком близко.
Он пробормотал что-то несвязное.
– Тебе надо к врачу, – заключила Лорен.
Первый шаг.
Гаага
Мари Боллар протолкалась к одному из торговцев, которые расположились на площади. Он продавал кольраби, свеклу и потемневшие яблоки. Мари достала часы, подаренные родителями на выпуск. Кроме них, она захватила два золотых кольца и цепочку – ее последние резервы.
Протянув торговцу одно из колец, выкрикнула:
– Чистое золото! Оно стоит четыреста евро. Что я за него получу?
Внимание торговца было занято другими, которые предлагали деньги. Ей пришлось крикнуть еще несколько раз, пока он, взглянув на нее, не спросил:
– Откуда мне знать, что оно настоящее?
Прежде чем Мари успела ответить, он взял у кого-то деньги и отдал взамен два полных мешка.
Мари с трудом выбралась из толчеи. Она не собиралась сдаваться так сразу. На площади собралось не меньше тридцати торговцев. Перед ними толклись голодные люди, как на античном базаре осенним днем, только взбудораженные и агрессивные. Посреди толпы стоял мужчина с длинной бородой, в одном белом платке поверх обнаженного торса, точно помесь некоего гуру и Иисуса. Он возносил руки к небу и повторял:
– Конец близится! Покайтесь!
Так, значит, эти люди и вправду были. И это в такой-то холод… То и дело возникали споры, слышалась перебранка. Особенно плотная толпа собралась на углу, где и вещал свирепый проповедник.
Мари протолкалась к прилавкам. Один из торговцев, казалось, ничего не продавал, и его столик был заметно меньше других. Но его охраняли шесть человек внушительного роста и хмурой наружности. Мари подобралась поближе. Мужчина рассматривал брошь сквозь лупу в правом глазу.
– Двести, – сказал он женщине перед прилавком.
– Но она стоит не меньше восьмисот! – воскликнула женщина.
– Тогда продайте тому, кто даст вам восемьсот, – ответил мужчина и вернул ей брошь.
Женщина помедлила, затем забрала брошь и сжала в кулаке. Мужчина уже рассматривал новое украшение. Женщина постояла в нерешительности, затем ее оттеснила толпа.
Мари запустила руку в карман, где лежали драгоценности, поджала губы и развернулась прочь.
Она растерянно стояла в толпе. К таким грабительским сделкам она еще не была готова. Между тем вокруг проповедника собиралось все больше людей, их масса занимала уже половину площади. Они хором что-то выкрикивали, и Мари не сразу разобрала слова.
– Дайте нам еды! Дайте нам воды! Верните нам жизнь!
Между Кёльном и Дюреном
