Дина оторвалась от выдергивания скелетообразных длинных сросшихся сучков дикой розы, взбиравшейся по стене Боски и цветущей солнечно-желтым цветом каждый май, но сейчас скорее напоминавшей ногти Степки-растрепки.
– Я познакомилась с ней в Британском музее. Я вернулась туда после поездки в Ур перед тем, как поехать в Багдад. Она помогала мне каталогизировать ассирийские печати. Она тогда только приехала из Самервилльского колледжа, где с отличием окончила курс древней истории и к тому времени уже успела избавиться от того ужасного итальянского графа – ну, ты знаешь. – Энт не знал. – Во всем музее работали еще только две девушки. Раньше было еще двое, но обеих заставили уволиться, когда они вышли замуж. – Она покачала головой. – Все эти мозги, все способности, что они могли дать музею, просто… пропали. Не важно. Я никого не знала в Лондоне, и милая женщина, дорогая Елизавета, которая умерла на прошлое Рождество, работала тогда в отделе эстампов и рисунков. Она взяла нас под свою опеку. Дафна была совсем не похожа на меня – аристократичная, эффектная, кутила, – но мы сдружились. Иметь закадычного друга было просто прекрасно.
– И вы вообще больше никого не знали?
– Ни души. Я выросла в Индии. Мой отец был полковником в армии. Вазиристан, потом Кашмир, а потом мы жили в Дамаске.
– С вашей сестрой. Моей бабушкой, – сказал Тони.
– Я не очень хорошо знала Розмари, она ведь на одиннадцать лет старше. Она переехала назад в Англию, когда мне исполнилось пять. Я выросла как единственный ребенок, Энт. Видишь ли, я была ошибкой.
– Что вы имеете в виду?
Она засмеялась.
– Скоро узнаешь. Или, лучше сказать, надеюсь, что не узнаешь. Я не бывала в Англии до восемнадцати лет. Я выросла, мечтая о ней. И когда я приехала, все вокруг оказалось таким зеленым, словно равнины древней Месопотамии, когда львов и удодов было в избытке, пока они не вымерли в прошлом веке – такая трагедия! Там, где Ашшурбанипал охотился на благородных львов, где росли деревья и травы, сейчас пустыня… – Она принялась грызть ноготь. Энт терпеливо ждал. – Не важно. Когда я впервые приехала, Англия показалась мне раем. Риджентс-парк походил на висячие сады Семирамиды.
– Никогда не задумывался об этом, – сказал Энт.
– Ну, там не хватает гранатовых деревьев и водопадов, но растительность такая же буйная. Я поначалу думала, что мы будем очень счастливы там. Я правда думала, что что-то изменится. – Она замолкла. – Мой отец привез нас сюда, в Боски, сразу же, как мы вернулись, в первое лето 1908 года. Он построил его для мамы. Это был сюрприз.
Энт выдирал крепко вцепившийся в навес над крыльцом усик дикой розы.
– Целый дом? Это действительно отличный сюрприз.
– Тогда папа был богат, но потом удача отвернулась от него. Где-то в Биаррице, думаю. Но не уверена. – Тетя Дина отвернулась и принялась мотыжить землю. – Мы так часто переезжали. Из-за карточных долгов и всего остального его часто просили покинуть полк, но он был так харизматичен, что почти сразу же находил новую работу.
– У него было много долгов?
Она кивнула, прочистила горло и заправила за ухо непослушный локон волос.
– О, не то слово, и долг чести был для него самым серьезным. Нам иногда приходилось уезжать совсем внезапно. – Она улыбнулась, причем глаз ее улыбка не коснулась. – Но когда ему везло… – Дина улыбнулась. – Мы жили на широкую ногу. Не то чтобы в Сирии или Индии было где разгуляться, но… Он был очень щедрым человеком. Это, видишь ли, отличительная черта всех картежников – зачастую они играют, чтобы их любили, чтобы почувствовать себя счастливыми. Бедный папа. Даже после его смерти мне отчаянно его жаль.
– Как он умер?
Она покачала головой.
– О, Энт. Ты не знаешь? Он застрелился.
– Не знал. – Энт был шокирован.
– Боюсь, что так. – Она сглотнула, прикрыв глаза. – Он провел здесь месяц, обустраивая дом. Сам все выбирал и заказывал. Папа! Он всегда прекрасно знал, как создать в доме уют и красоту, а маму такие вещи не интересовали, вместо этого она предпочитала проводить время на улице с лошадьми. Папа нашел строителя, который строил виллы в Шимле, высоко в горах Индии. Он выбрал не только всю мебель, но даже столовый сервиз и столовые приборы. Все сам. Грандиозный проект. А после этого мы вместе поехали сюда на лето. Я не видела Розмари многие годы. Там я впервые увидела твоего отца, тогда он был совсем малышом, маленьким ангелочком. Мы тогда чудесно провели время. Я никогда не видела своего отца счастливее, чем тогда. Но, видишь ли, это все равно было обманом.
Она смотрела вдаль, на море, рассматривая одну ей известную точку горизонта.
– Мы ловили крабов. Мы бесконечно играли в маджонг, по настоящим правилам для четырех игроков.
– В каком смысле «настоящим»?
– Не важно. А еще мы плавали под парусом недалеко от острова Браунси. Он был отличным моряком… Он получил новое назначение в полк в Йоркшире. Думаю, маме казалось, что худшее позади. – Она откашлялась и огляделась вокруг, вернувшись в реальность. – А потом однажды утром он пропал. Уехал на Лазурный берег. Проиграл в карты оставшиеся деньги, а потом попал в долговую тюрьму. Когда его доставили в Англию, оказалось, что дом и вся обстановка в нем куплено на деньги, которые он задолжал… Ему могли бы просто дать пистолет в руки. Мы были здесь… устраивали пикник на пляже… Мы услышали выстрел и побежали в дом… Мама нашла его на крыльце… Нельзя не злиться на него за то, что он сделал это прямо здесь. Очень глупо.
Она закончила и уронила руки вдоль тела. Он смотрел, как она повернулась и стала разглядывать дом так, словно видела его впервые.
– Мне так жаль, тетя Ди. Я не знал. Папа никогда не рассказывал…
– Мы просто никогда об этом не говорили. – Тетя Дина грустно улыбнулась. – Но то первое лето… Господи, после него все переменилось. Он умер, а Розмари переехала в Нортгемптоншир, и мама переехала вместе с ней, а я осталась в Лондоне, училась в колледже Бедфорд. Я не видела их долгие годы… – Она осеклась. – После этого наша семья распалась.
Последовала тишина.
– Бедные мы, – сказала она через некоторое время. – Не играй на деньги, Энт, даже не пробуй. Это приводит к крови. Ничего хорошего в этом нет. Ладно, может быть, сменим тему?
– Как вы стали археологом?
– Хороший вопрос. Много приставала к людям. Мы гостили у старого друга семьи в Дамаске. Это было после того, как я получила диплом. Началась Великая война, и я там надолго застряла. Там я сдружилась с приятным парнем, изучавшим колонны храма Баала, а потом отправилась по Великому шелковому пути в Вавилон, а потом в Ур. Я ехала на верблюде, Энт, и города были великолепны. Ворота Иштар, дворцы Навуходоносора, полные сокровищ, – он осаждал Иерусалим, знаешь ли. Там начиналась сама история, и все наследие лежало там, под землей, и с каждым днем проступало все яснее. Я осталась помочь, поехала в Ур на один сезон и неожиданно стала чем-то вроде талисмана – кому-то посчастливилось найти несколько ценностей, пока я была рядом, и с тех пор я пользовалась всеобщим расположением. – Она пожала плечами так, словно в одинокой женщине, путешествующей на верблюде по Сирии, чтобы участвовать в раскопках древнего Вавилона, не было ничего необычного. – А когда я вернулась в Лондон, чтобы помочь с каталогизацией артефактов, мне дали работу в Британском музее, и там я и познакомилась с Дафной. Она жила в ужасной квартире в Кенсингтоне, за которую платила баснословные деньги, а швейцар норовил засунуть руку ей под юбку. Правда, Энт. Прямо в лифте. Не делай так с девушками, когда вырастешь, ладно? Никогда так не делай.
