– Я, конечно, не говорю, что вся современная музыка никуда не годится, но от большей ее части у меня болят уши! – распалялась Корд, размахивая в воздухе ломтиком чипсов.
– Думаю, в этом и суть, – улыбаясь, ответил Хэмиш. – Нужно произвести как можно больше шума. Хаос звука – вот за что я ее люблю.
– Ну а я нет! Взять хотя бы эту чепуху, где кто-то включает одновременно три радиоприемника и просто оставляет их играть на пять минут. Или ту, где четыре с половиной минуты все просто сидят и молчат. Это же просто лениво! Музыка должна нести смысл – ну или хотя бы красоту!
Хэмиш захохотал.
– Как буржуазно, Корд. Ждал от тебя большего.
– Он прав. Новизна необходима. Когда-то и Моцарта считали ужасной безвкусицей, – смеясь, поддержал его Тони.
– Может быть! Но не сегодня. Сегодня мы должны сохранять классическую музыку! – не сдавалась Корд. Ее лицо пылало. – Вы не представляете, насколько это нужно! Другой музыки становится все больше, и я думаю… она… Она… Не важно.
Растерявшись, она замолчала, уставившись себе под ноги и по-юношески неловко закусив губу. Сердце Алтеи заныло.
Хэмиш с улыбкой кивнул.
– Классно, что ты так увлечена музыкой. Мне нравится. Здорово интересоваться чем-нибудь по-настоящему.
– Спасибо, – ответила Корд официозным тоном и взяла со стола миску. – Хочешь еще арахиса с изюмом, Хэмиш?
– Да, спасибо, Корд.
– Гм… Не за что… Ерунда. – Она бросила на него смущенный взгляд. – Ну так вот… Как я уже, говорила, колоратура – это ужасно интересно! Потому что… Потому что… – Она осеклась. – Ох. Я забыла.
– Еще мартини, Хэмиш?
– Я бы с радостью, Тони, но нет. Ты делаешь их слишком крепкими.
– Крепкими? Разве? Школьникам наливают больше.
– Отстань от Хэмиша, папа! – Корд, снова покраснев, слегка стукнула отца по руке. – Он не хочет больше пить!
Хэмиш улыбнулся, и его взгляд встретился со взглядом Алтеи.
– Поберегу силы на будущее, – медленно выговорил он, и Алтея почувствовала, как тело пронзает горячий импульс влечения. Подобного не случалось с ней уже множество лет, и она засомневалась: вдруг все происходящее – просто плод ее воображения?
– Хорошая идея, Хэмиш, – сказала Алтея и подарила ему мягкую кошачью улыбку. Хэмиш покраснел, и его взгляд снова вернулся к Корд.
Этого не может быть. Неужели кто-то молодой снова нашел ее привлекательной? Алтея ощутила укол ревности, но совсем небольшой – она уже решила, что не станет ничего предпринимать и что ей приятно будет увидеть, как дочь впервые влюбляется. Она заметила, что Айла смотрит на нее, и пожалела, что спустя все эти годы сестра все еще знает ее так хорошо.
– Пойду проверю, как там пирог, – сказала Айла, поднимаясь. – Не хочу наедаться на ночь – завтра рано вставать.
– Ох, тетя Ай, – вздохнула Корд. – Лучше бы вы не ехали.
– Ну… да, – согласилась Айла, скрываясь на кухне.
Чувствуя себя виноватой, Алтея встала и последовала за ней. Обычно миссис Гейдж отлично знала, когда придет время вынимать пирог, но в последние месяцы глаза подводили ее, и она путалась со сроками готовки и количеством ингредиентов, а на прошлой неделе так густо обмазала коронационного цыпленка карри, что тот стал несъедобным. Размышляя обо всем этом, Алтея вгляделась в глубь духовки.
– Даже не знаю, Айла. Что ты думаешь? Готов или нет? – Она потерла допотопную облупившуюся дверцу из стекла и эмали.
– Более чем, – ответила Айла. Она потянулась к перчаткам для духовки. – Позволь мне.
– Спасибо. – Алтея достала из буфета кетчуп. Повисла короткая пауза. Если бы только она могла придумать, что сказать сестре, но время, казалось, только углубило пропасть отчуждения между ними. – Ты не передумала ехать утром? Может быть, останешься на обед?
– Нет. – Айла открыла дверцу духовки, и они услышали шипение горячего воздуха. – Я отправлюсь после завтрака. Мне нужны пустые дороги, чтобы добраться до Ланкастера к чаю. Сделаю где-нибудь привал, устрою хороший пикник с сэндвичами… – Глаза Алтеи потемнели, и она стала рассеянно оглядываться, думая, что еще сделать. – Вдоль шоссе M5 много интересных мест, есть территории Национального фонда, которые я хотела бы… Алтея, с Тони все в порядке? Я волнуюсь за него.
Алтея сначала ее не услышала, а потом рассмеялась.
– Тони? Конечно, с ним все в порядке. Все как обычно. Что-то случилось?
– Ничего. – Сестра улыбнулась хорошо знакомой ободряющей улыбкой, держа в руках пирог. – За тебя я тоже волнуюсь. Я твоя сестра, а он сильно изменился. В нем появилось что-то, чего не было раньше.
Алтея хохотнула.
– Брось, Айла, ну что за странные вещи ты спрашиваешь.
– Странные? Знаешь, Дотти, иногда мне кажется, что ты живешь на другой планете. Есть Корд, которая так старается хоть как-то дистанцироваться от вас обоих – она уже почти женщина, а вы по-прежнему обращаетесь с ней так, будто ей девять и она спит с плюшевым мишкой. Есть Мадс, которая исчезла, будто ее здесь и не было…
– Она не исчезла, а решила работать летом, и это ее выбор, – перебила Алтея. – Мы ее не выгоняли, Айла, она сказала, что хочет остаться в Бристоле этим летом, и прошлым тоже…
– Вполне возможно. Но она нуждалась в тебе. Есть Бен, который почти не разговаривает, будто он уже умер. А еще есть ты, бродящая по дому, как сомнамбула, в ожидании, что кто-нибудь позовет тебя на съемки… – С внезапной яростью она схватила сестру за руку.
Алтея вырвалась.
– Я… со мной все будет хорошо.
– О, конечно, дорогая, с тобой всегда все хорошо. С чего бы мне беспокоиться о тебе? Ты сильная, – раздраженно заметила Айла.
– Говоришь так, будто я кукушка. – Алтея покачала головой. – Айла, не стоит. Я – мама Корд, и я знаю ее лучше всего. И я скучаю по Бену, н-н-но… он вернется. Что касается Мадс-она никогда не была одной из нас, и мы не можем заставить ее прийти сюда… Дети выросли, вот и все, что произошло.
– Пойду принесу все, что нужно, – сухо ответила Айла. Она обернулась и оставила Алтею одну на кухне.
Как и предполагалось, пирог получился пересушенным, рыхлым и недосоленным, а курица – полусырой. Алтея решила поговорить с миссис Гейдж о ее готовке и о положении дел в целом, но еще не знала, как подойти к этому вопросу. Все ели в тишине, и она исподтишка посматривала на Хэмиша: на сильные челюсти, пережевывающие пищу, на большие деликатные руки, на длинные ресницы.
Она гадала, насколько выглядело бы дурно с ее стороны, если бы она поцеловала его. Она этого очень хотела, но ей было противно от мысли, что она может вот так предать сама себя и собственную дочь.
Тони говорил с Хэмишем о новой постановке «Отелло» в театре «Олд Вик», в которой Отелло играл белый актер, а остальные актеры – чернокожие.
