Корд поняла, что ей невыносимо думать о маме. Эти мысли влекли за собой только боль и проблемы.
Придерживайся старого плана. Гораздо лучше, если она будет меня ненавидеть. Лучше, если вся вина останется только на мне.
Юное бледное лицо Айрис выражало презрение. Она сомкнула губы в тонкую нить.
– Как вы так можете? Я… я знаю из папиных рассказов, что вы все обожали это место. Папа говорит, что вы были самой счастливой девочкой на свете.
Корд встала и подошла к окну. Сквозь немытое окно она смотрела на город поверх крыш Западного Хэмпстеда.
– Айрис, – сказала она. – Я на самом деле не могу тебе всего объяснить, но я не хочу иметь никакого отношения к Боски. Или к семье. Прости меня.
– Но вы же посылали нам подарки ко дню рождения. – Лицо племянницы вспыхнуло под слоем косметики. – Папа сохранил каждую поздравительную карточку. Зачем вы это делали, если не хотели иметь с нами ничего общего?
– Не знаю. Наверное, я хотела, чтобы вы знали, что я еще… еще жива. – Она переплела пальцы. – Что если бы все сложилось иначе, то я была бы рада…
– Если бы все сложилось иначе, вы были бы рады нам в своей жизни? – Айрис издала смешок. – Но вы не говорите, что именно должно было…
– Я не могу.
– Почему не можете? – продолжала допрашивать Айрис. – В смысле, неужели это так плохо?
Корд потерла переносицу.
– Мы выросли с верой в то, что они боги, что наша жизнь идеальна. А потом он все разрушил. Все. Прямо там, в доме. Поэтому я и не могу туда вернуться.
– Что же он сделал? – спросила Айрис упавшим голосом. – Боже. Он вас… Вы… Он делал вам плохо?
– Нет! – сказала Корд и задумалась. – В некотором смысле да. Но не так, как ты думаешь. Ничего подобного.
Она подошла к Айрис.
– Дорогая, лучшим вариантом – клянусь, наилучшим из всех – будет тот, в котором мы оставим эту тему. Пожалуйста, не дави на меня, потому что иначе мне придется попросить тебя уйти, а я этого не хочу, – сказала она умоляющим тоном. – Ну что, показывай, что ты принесла.
Лицо Айрис побелело еще сильнее, чем раньше. Она подняла сумку на колени и достала сверток, туго завернутый в кусок ткани.
– Вот. Она хочет, чтобы это осталось у вас. Она передала это папе на прошлой неделе. Они нашли это во время оценки дома и подумали, что лучше передать вам.
Она взяла сверток и развернула его, оборачивая ткань вокруг руки, словно бинт. Частички материи отваливались и падали на пол с необычно громким стуком. Она достала небольшую терракотовую панель и увидела ангела, который висел над входной дверью все эти годы, с огромными глазами, большими пышными крыльями и двумя совами.
– Ну здравствуй, – сказала она ангелу.
По ее спине пробежал холодок. Глубоко запрятанные воспоминания вдруг начали яростно трепыхаться в ее голове.
– Знаешь его значение? – наконец спросила она. Айрис пожала плечами. – Конечно же, не знаешь. Твоя мать знала. Она понимала.
Она аккуратно поставила панно на стол.
– Что понимала?
– Что дом проклят. Ангел должен был принести нам всем удачу, но не принес и не уберег нас.
– Откуда вы знаете? – спросила Айрис.
«Она считает, что ты свихнулась», – подумала Корд.
– Не знаю. Не помню. – Она слегка постучала пальцами по голове. – Видела во сне? Он… Его там не было, вот в чем дело. Когда я была маленькой, его там не было, а потом в один прекрасный день он появился. Ангел был папин. Двоюродная бабушка подарила.
– Простите, но я все равно не понимаю, – вежливо сказала Айрис.
– Нет-нет, ты и не должна понимать, – пробормотала Корд. – Зато твоя мама знала. Мне кажется, это ее и убило.
– Моя мама совершила самоубийство, – сказала Айрис тоном, лишенным всякого выражения.
– Я знаю, – сглотнув, сказала Корд. – Я была там.
Ангел, казалось, внимательно рассматривал ее.
– Я ее очень любила, знаешь ли, – начала было она.
– Любили? – тихо спросила Айрис.
Корд кивнула, глядя в пол.
– Знаю, ты это постоянно слышишь, но она и правда была ни на кого не похожа. Когда у нее родились близнецы, я подумала, что это естественно, потому что только две дочери могли адекватно воспроизвести всю сложность ее… Ее… – Она осеклась. – Прости, я не могу правильно это объяснить.
Судя по выражению лица, Айрис жаждала продолжения.
– Вы уже это делаете. В смысле, объясняете. Больше никто о ней не говорит.
– Твой папа…
– Да, но теперь он счастлив с Лорен. Не знаю, был ли он счастлив с моей мамой. – Айрис поджала губы, от чего стала выглядеть совсем юной. – Я просто хочу, чтобы кто-то побольше рассказал мне о ней. Папа не рассказывает, а бабушка уже многого не помнит. Вы наш единственный другой… – Она осеклась, наклонив голову.
– Твой отец был с ней счастлив, Айрис. Я это знаю.
– Правда?
– Конечно. – Корд продолжала, отринув все свои опасения. – Что еще тебе рассказать? Ей нравился Стинг, когда он еще был в «Полис», а не после, когда он стал весь из себя серьезный. Боуи. И «Бриолин». В смысле, фильм, а не средство для укладки. Мы все его любили. У твоего папы была кожаная куртка, в которой он выглядел как Дэнни Зуко…
Она улыбалась.
– Но больше всех она любила Кейт Буш. А еще маршмэллоу, могла съесть их целую пачку. Она была меньше меня и Бена. Ее волосы были длинными, густыми и блестели на солнце, словно она носила накидку. Она походила на фею. Она читала быстрее, чем кто-либо, кого я знала. И была очень, очень, очень умна, папа тебе об этом рассказывал? Ты такая же умная?
Айрис пожала плечами, глядя в пол.
– У нее было тяжелое детство, отец ужасно с ней обращался, поэтому каникулы она проводила с нами. Она была счастлива, по крайней мере тогда… – Корд почувствовала во рту едкий металлический привкус и сглотнула. – Нет, не могу. Прости, больше я ничего не смогу сказать.
Бледное лицо племянницы посерьезнело.
– Я просто хочу знать…
Корд прервала ее и снова сглотнула, гадая, не больна ли она.
– Я бы с радостью была той, кто тебе нужен. Но не могу.
– Наверное, очень печально быть вами, – сказала Айрис срывающимся голосом. – Жалкая жизнь: ни с кем не видитесь, и карьера не удалась, если верить папе. Вы очень эгоистичны. Папа говорил, что, став певицей, вы изменились. Папа говорил, вы такой не были. Ну и ладно. Да пошли вы!
Она держала руку так, словно действительно собиралась показать Корд средний палец, но вместо этого вяло взмахнула ладонью. Ее маленькое бледное лицо исказилось печалью. Она вышла из комнаты, а потом и из квартиры, напоследок громко хлопнув дверью.
