«Я – Энтони, и я снова на сцене, – думал он и улыбался. – Вот и кончен мой труд дневной, и я могу уснуть».
Корд продолжала кричать, и он слышал, как срывается ее голос.
– Эй! Вы! Вот вы! Да!! Спасибо вам большое, поторопитесь, пожалуйста. Пожалуйста…
Она замолкла. Тони закрыл глаза и снова услышал звуки летящих самолетов, различил заклеенные скотчем окна и цветочный узор на платье Джулии, почувствовал запах духов Дафны. Потом он увидел лицо тети Дины, нависшее над ним, лежащим в больничной кровати, впервые за столько лет.
– Вот ты где, Энт, дорогой, – говорила она. Ее прическа выглядела точно так же, как тогда, и ее лицо, и родинка над губой была на месте. Зеленые глаза так же ярко горели, и она была по-прежнему красива. Ее фигура источала едва уловимый запах сандала и еще чего-то столь же экзотического.
– Ага! Вот и ты. Наконец-то. Я пришла отвести тебя домой.
И она отвела. Глаза его были закрыты, он слышал голос своей дочери, но больше не разбирал ее слов. Он слышал ее пение, ее голос, каким он был много лет назад, слышал переливистые, непорочные ритмы вековой давности:
А я знаю, Искупитель мой жив,
и Он в последний день восставит из праха
распадающуюся кожу мою сию…
Темнота снова навалилась на него – так же, как в юности, когда мягкая пыль оседала на его теле, укрывая от шума и боли. Голоса умолкли. Наступила тишина.
Глава 33
Дорсет, 1943 год
Какое-то время все шло нормально, хотя положение дел было далеко от идеала, и он знал это. Странности продолжались. Чистюля исчезла, и ее больше не видели. Еще вчера она была здесь, мурлыкала, свернувшись умиротворенным клубочком на диванчике у окна, а на следующий день пропала без следа. Погода стояла странная: суровая, холодная, непредсказуемая. Дина вдруг яростно взялась за уборку, опустошив все коробки и пожертвовав половину вещей для церковной распродажи. Еще она починила свой велосипед: завтра они должны были отправиться в свою любимую поездку к Сент-Альдхейм. Дина собиралась в Лондон на следующей неделе, и Энт не хотел, чтобы она уезжала, хотя Блиц уже закончился. В те дни он боялся за нее – она казалась ему хрупкой и ранимой, пусть даже и была женщиной, выигравшей пари, чтобы попасть на последнюю лодку из Басры, пережившей бури в пустыне и избежавшей укусов ядовитых змей и, наконец, спасшей его самого – спасшей и забравшей подальше от Лондона.
В начале каникул Энт отправился в Суонедж и нашел на Стейшн-Роуд аптекаря, согласившегося продавать ему презервативы. Часы их свиданий с Джулией то и дело менялись: они случались как в разгар дня, так и поздно вечером – если ей удавалось ускользнуть от отца, – но они продолжали видеться ежедневно и бродить вместе по пляжу, пока не находили уединенное место подальше от «зубов дракона» и колючей проволоки.
Пройдут годы, и Тони непрерывно будет пытаться вернуть наслаждение и радость тех встреч – увы, безуспешно. Он познал тело Джулии лучше, чем она сама, – познал складочку между ее ногой и пахом, ее округлые груди, веснушки на предплечьях и лице, длинную шею, родинки на ключицах, ее зеленые глаза и то, как ее тело принимало его, когда он входил и двигался внутри ее. Позднее у него будет гораздо более взрывной секс, более запретный, более волнующий, более яростный, но он никогда не испытает ни с кем того же единения, не ощутит такого же радостного трепета, тайного, сакрального, но в то же время абсолютно невинного наслаждения, которое испытывал когда-то с Джулией. Весь остаток жизни Тони потратит на то, чтобы воссоздать его в гримерных, в чьих-то квартирках, в номерах отелей.
– Смотри, – сказал Энт Джулии в один из вечеров, лежа в изгибе ее руки и ощущая, как щекочет лопатки холодный песок. – Там, наверху.
Ее пальцы ласкали его ухо и волосы.
– Что там?
– Млечный Путь. Его сейчас видно. Дина говорит, что при светомаскировке намного легче увидеть звезды.
– Она много чего говорит. – Она отодвинулась от него. – Ну и холодрыга сегодня, правда?
– Это август. По вечерам тут всегда прохладно. Помню, в первое мое лето в Боски я чуть не окоченел от холода… Вот, надень свое платье.
– Какой ты пуританин, – сказала она, но все-таки натянула платье через голову. – Надо бы возвращаться поскорее.
– И где же, как он думает, ты находишься сегодня вечером?
– О, как и всегда, я в Боски с тобой, и мы вместе читаем Шекспира… Я не вру ему, так и говорю, что мы вместе. Он думает, что дом твоей тети-обитель знаний и прибежище интеллектуалов, так что я вне подозрений. Она ведь ничего не скажет ему, правда?
– Нужно беспокоиться не о Дине, – сказал Энт. – А о Дафне. Она вот-вот вернется.
– Эта ужасная старая пиявка? Вот невезуха. Зачем?
– Она написала на прошлой неделе, и с тех пор… Ох, не знаю. – Как объяснить непрекращающуюся уборку, таинственную возню в любое время дня и ночи, бормотание, выдвигание ящиков и бесконечную сортировку вещей? Он притянул Джулию ближе к себе, желая, чтобы в этом мире всегда были они, только они одни, чтобы она никогда-никогда не отрывалась от него. – У нее есть какая-то власть над тетей Ди, но я никак не могу понять, в чем она заключается.
– Это как любовницы в женской школе? – Он выглядел озадаченно. – Из тех, что селятся вместе и играют в гольф – вроде того?
– Нет… Ну, не уверен. Не Дафна, нет. – По крайней мере это он знал. – Хотя с тетей Ди ничего не знаешь наверняка.
– Да, – сказала Джулия. – Она загадка. Она могла бы оказаться замаскированной египетской принцессой, и это не стало бы ни для кого сюрпризом. – Раньше, когда вы только здесь появились, я хотела быть похожей на нее, – вдруг добавила она.
– На Дину? Правда? – недоверчиво переспросил он.
Она опустилась на колени рядом с ним, погладила его грудь, прошлась руками по его голым бедрам и ягодицам.
– О да. До тебя мне нравились девушки. Мисс Брайт. Ужасно сексапильная. И Дина.
Энт был потрясен.
– Тетя Дина? Что-то сомневаюсь, что она сексапильная. Не уверен, что она когда-нибудь даже думает об этом… о сексе.
Она слегка потянула его за член, погладила бедра, затем провела ладонью по его щеке.
– Мой прекрасный обнаженный дурачок, как мало ты понимаешь, – сказала она тем тоном, которым любила его дразнить. – Она держит все в себе. Она ужасно себя подавляет. Тебе нужно читать Фрейда.
– Вот бы ты еще не говорила то и дело о Фрейде, – проворчал Энт. – Я не хочу его читать. Эй, не уходи, – сказал он, увидев, как она подбирает с песка туфли.
– Я должна, – ответила она, подняв руку, и тонкие пальцы с обгрызенными ногтями послали ему воздушный поцелуй. – Не оставайся здесь слишком долго, голым и одиноким. Тебя арестуют, и я буду очень по тебе скучать.
