– Они не его сестры, – хрипло сказал Тони. – Честно, дорогая. Я абсолютно честен с тобой. Клянусь.
Она топнула ногой и издала яростный рык.
– Почему? Почему ты такой?
– Клянусь тебе, Корд. Корд! Они Бену не сестры. Ты должна мне верить, Корди, дорогая. – Его голос дрогнул – он никак не мог заставить ее поверить его словам. Стоило ли вообще пытаться? – Послушай, Мадс была не в себе, она была сломана, поверь мне. Думаю, она все равно рано или поздно убила бы себя. Честно.
– И это значит, что все в порядке? Если бы не ты сломал ее, это все равно бы случилось?
– Послушай меня. Я знаю ее семью. Я знаю, какое у нее было детство, как тяжело ей приходилось…
– Она была моей лучшей подругой, гнусный ты идиот, извращенец – она была моей лучшей подругой! – Корд почти кричала. – Хочешь сказать, что ты знал ее лучше, чем я?
– Да! – прокричал он почти воодушевленно, разведя руки. – Да, я знал ее лучше! Я понимал ее. Я знал ее с тех пор, как она была ребенком, я наблюдал, как она взрослеет вместе с вами, и я видел… некоторые люди рождены для грусти, Корд, это так!
– Никто не знал ее так, как я знала! – сказала Корд дрожащим от злости голосом. – Даже Бен.
Это действительно убило ее. Я в этом уверен. Тони похолодел. Он понял, что это правда.
– Что ты ей сказала до того, как она отравилась? – спросил он. – Ты виделась с ней тем вечером, ведь так? Я слышал, как вы о чем-то спорили в пляжном домике, когда возвращался с прогулки – я уверен, это была ты.
Корд в недоумении уставилась на него.
– Да. Мы были там. Я спросила ее о тебе. Она все признала. Я спросила ее, как она могла, почему, черт возьми, ты… Я сказала ей… – Она всхлипнула и снова потерла шею. – Господи. Я рассказала, что я о ней думаю – что мы все тогда думали. Она заплакала. А я оставила ее там в слезах.
Слезы по ее щекам теперь лились ручьем; он подошел к ней ближе, но она оттолкнула его руку с такой силой, что он оступился.
– Я сделала все это из-за тебя. Это не ее вина. Ты был старше ее, ты был ей вместо отца, и ты… – Она покачала головой. – Ты соблазнил ее. Ты изнасиловал ее. Это изнасилование, ты принудил ее к этому своими старыми как мир уловками. Я тебя знаю.
– Нет, не знаешь, – обливаясь потом, он достал носовой платок. – Это была она… мы оба… как же ты не понимаешь! – Он закашлялся. – Давай присядем. Мне нехорошо, Корд.
– Почему ты такой? – вновь спросила она. – Я не понимаю. Что с тобой случилось, что сделало тебя таким? Как ты мог не понимать, папа, что так поступать нельзя?
От яркого солнечного света у него потемнело в глазах.
– Послушай, все совсем не так, понимаешь? – Он протянул ей руку. – Давай найдем, где присесть. Я все объясню. Все, чего я хотел – чтобы у всех вас была полноценная семья. Хотел создать для вас идеальные условия.
Он замолчал. Она смеялась, словно происходящее представлялось ей просто уморительным.
– Ты больше не можешь выступать на сцене, правильно? Вспомни все рецензии на «Гамлета». Я говорила всем, что критики к тебе несправедливы, но теперь понимаю, что они были правы. Ты как цирковое животное, которое знает, как ползать по опилкам на арене в такт музыке, но уже не помнит, зачем все это нужно.
– Ты говоришь ужасные вещи.
– Ты просто посмешище, – злобно выплюнула она. – Но это не имело бы значения, если бы ты понимал, насколько все серьезно, если бы понимал, что ты натворил. Мы были так счастливы…
– Я все понимаю, – прокричал Тони. – Я хотел, чтобы Боски стал для вас лучшим местом на земле, так же как и для меня когда-то, чтобы вы были там в безопасности, чтобы чувствовали себя любимыми и чтобы вас не бросили, не оставили, как меня. Я знал, что если смогу дать вам все это, обеспечить вам счастливое детство, то дальше с вами все будет в порядке, несмотря ни на что. У т-тебя, у Бена и у Мадс, – да-да, у Мадс тоже, хоть ты мне и не веришь. Она тоже этого хотела… – Но она снова смеялась над ним, смеялась так громко, что он перестал себя слышать. Он хлопнул в ладоши. Ему очень хотелось, чтобы прошла головная боль – от нее мутилось в глазах. Он продолжал хлопать. В сотне метрах от них остановился человек, выгуливающий собаку, и уставился на него. Парочка на вершине холма тоже глазела на них.
– Смотри-ка, у тебя появилась публика, – сказала Корд, скривив губы в попытке снова не расплакаться. – Это то, что тебе и нужно, правда, папа? Чтобы люди смотрели на тебя. Ты превратил дом в сцену, на которой разыгрывал свои интрижки, а мы были благодарной публикой. Все это было фальшивкой! – Она охрипла. – Все было ложью!
– Для меня все было взаправду. Всегда, – с трудом сказал Тони.
– Нет! Раньше я верила. Но ты утратил что-то, папа, не знаю, что именно, но больше этого нет. Я просто хочу знать, что сделало тебя таким? Что? Война? Ты никогда не говорил о том времени. Тетя Дина? Слушай меня! – Он покачал головой. Она перешла на крик. – Слушай меня! Говорю тебе, слушай! Что тебя изменило? Почему ты такой?
Он слышал, как вдалеке лаяла собака. Тони в ярости оглядывался по сторонам, ища ее. Черные тени плясали перед его глазами. В конце концов, он уставился в пространство.
– Где ты?
– Я ухожу, – внезапно сказала она, выпрямившись. Ее изображение тускнело с каждой секундой, а он так и стоял с вытянутой в ее сторону рукой.
– Я тебя не вижу.
Но она уже уходила.
– Я не могу. Прости. Если ты мне ничего не расскажешь и если ты даже не признаешь своих поступков, не извиняешься за них – я не могу остаться. Мне пора.
– Нет, – сказал Тони ей вслед, но голос его прозвучал совсем слабо. Ноги словно превратились в желе. – Не уходи, Корделия, вернись. Вернись.
Теперь он заметил собаку, черное существо, возможно, лабрадора, но была ли она настоящей? Правда ли он видел ее? Корд отошла, между ними уже был с десяток метров.
– Если бы она просто вернулась – если бы просто сказала мне почему, если бы вернулась, всего один раз, Корди…
Тони упал на колени. Теперь ему было все равно. Ему хотелось только одного – чтобы ужасная, мучительная, сводящая с ума боль в боку прошла.
– Она спасла меня. Я так сильно любил ее, а она ушла.
Он чувствовал привкус кислоты во рту; он открыл рот, чтобы она вытекла на траву, и увидел, что она красного цвета – алого, опасного, атласного.
– Папа… – Корд успела схватить его за руку. Она опустилась на землю рядом с ним, убрала поредевшие волосы с его лица. – Вот черт! Черт. Слушай, я побегу домой и вызову «Скорую». Эй! – прокричала она в морозный воздух. – Эй!! Помогите! Моему отцу плохо! Помогите!
Она поддерживала его спину рукой, и он откинулся на ее колени; такая поза была на удивление успокаивающей: множество раз он точно так же умирал на сцене.
