– А как их надевать?
Пистимея склонила голову набок.
– Разреши тебе помочь?
– Ну ладно, – согласилась Киса.
Минут через десять девочка вышла из кабинки в образе древнерусской барышни.
– Очень симпатично, – одобрила я, – длинное платье хорошо сидит. А что на ногах?
– Чулки из конопли и лапти, – отрапортовала Пистимея.
– Как тебе наряд? – осторожно спросила я у Кисы.
– Наверное, это то, что надо, – пробормотала она, – но непривычно.
– Теперь цветы и еда, – захлопала в ладоши Пистимея.
Приобретя все необходимое, мы поспешили домой.
Уже лежа в кровати, Киса попросила:
– Давай сделаем так. Я пойду на занятия в обычном виде. А ты приедешь к шестнадцати тридцати с экологическими вещами, я в машине переоденусь. Мероприятие начнется в пять.
– Ты же говорила, что праздник с утра, – удивилась я.
Кисуля показала на телефон.
– Ленка Петрова эсэмэску прислала. Самый почетный гость, папа Кости, не может приехать к началу занятий. Он после обеда прикатит. Отец Великанова очень богатый, он спонсор гимназии, отремонтировал классы. Сейчас он достроил торговый центр, там будет все только экологическое, без химии. Папа Кости сам такое делает.
Дверь спальни приоткрылась, раздался голос Макса:
– Лампудель, ты мне нужна. А кое-кому давно пора спать!
– Не хочу я, – пробормотала Киса, – жизнь идет, а меня спать заставляют.
Я поцеловала девочку и вышла в коридор.
– Позвонила Ушакова, – сказал Вульф.
– Что случилось? – подпрыгнула я.
– Она вспомнила, что забыла сообщить нам: у Флоры была няня.
– У взрослой девушки? – удивилась я. – Весьма необычно.
– Действительно странно. Нам и в голову не пришло, что у первокурсницы была дуэнья, – согласился Макс. – Ксения Львовна полагает, что Надежда Васильевна Огарева может владеть интересной информацией. Но она сама с ней поговорить не может.
– Почему? – спросила я. – Учитывая, что Ксения была своим человеком в доме Зеленовых, они с Огаревой определенно знакомы.
– Ушакова объяснила, что, когда Флора пропала, Майя Алексеевна выгнала няню вон, не заплатив ей за работу. А Ксения родственница Зеленовых, она опасается связываться с Надеждой, не хочет услышать: «Подите вон!» Сестра Филиппа прислала мне домашний телефон Надежды. Но предупредила: контакт давнишний. Ушакова понятия не имеет, что сейчас с Огаревой. Возможно, она умерла, уехала за границу, покинула Москву.
– Рамкин найдет все сведения, – воскликнула я.
– Уже отыскал, – улыбнулся Макс, – Надежда Васильевна не скрывается. Живет на прежнем месте, телефон не менялся. И деталь – няня ненамного старше бывшей подопечной. Она окончила медвуз, получила диплом психиатра и вскоре устроилась в дом к Зеленовым.
– Зачем молодой женщине с высшим образованием работать няней? – опять удивилась я. – Как правило, за детьми присматривают те, кому прилично за сорок. В Европе и Америке популярна услуга бебиситтер. Родители, собираясь куда-то ненадолго уйти, вызывают из агентства студентку, та сидит с малышом до их возвращения. Но в России это не прижилось. В отличие от других стран, у нас есть институт бабушек, они охотно проводят с внуками время. Вот мне бы не хотелось доверить своего ребенка незнакомой студентке. Лучше нанять постоянную няню.
Макс продолжил:
– Надежда Васильевна разговаривала со мной вежливо, поинтересовалась, кто сообщил о ее работе у Зеленовых. Узнала, что Ксения, и, вопреки ожиданиям Ушаковой, сказала: «Помню прекрасно Ксюшу, милая девушка». Огарева ждет тебя завтра у себя дома в восемь утра. У нее есть время только до одиннадцати, потом она улетает в командировку. Знаю, завтра Кису надо сопровождать на праздник. Надеюсь, она согласится на замену: вместо тебя с ней пойдет папа.
Я махнула рукой.
– Я все успею, торжество перенесено на семнадцать. Мне надо приехать с одеждой и цветами в шестнадцать тридцать. Я успею.
Глава 28
– У вас очень красивый дом, – сказала я, входя в просторную прихожую, – в подъезде потрясающей красоты витражи.
– Вы шли вверх по лестнице? – удивилась хозяйка. – Не нашли лифт?
Я решила ответить честно:
– Видела кабинку, но она похожа на клетку для голодающего попугая. Птица, которая хорошо поела, в нее уже не влезет. Двигается хлипкое сооружение в открытой шахте. Я побоялась воспользоваться шедевром технической мысли восемнадцатого столетия. И не пожалела, увидела очень красивые окна.
– Меня в эту квартиру из роддома принесли, – рассмеялась Огарева. – «Клетка» для попугая крепкая и новая. Когда в доме делали капремонт, нам предложили современный лифт. В подъезде шесть этажей, на каждом одни апартаменты, жильцов мало. Но мы сложились и заказали аутентичный лифт. Не хотим портить старинный интерьер. Здание возведено в тысяча девятьсот третьем году, ранее было доходным домом, квартиры сдавались. После революции московским постройкам в центре не повезло, из прекрасных квартир с чудесной росписью на потолках сделали коммуналки. А не так давно, в конце двадцатого века, во вновь наступившие капиталистические времена, много старых зданий снесли, чтобы возвести на их месте жутких монстров типа небоскребов. Но заповеднику врачей повезло. Пойдемте в гостиную.
– Заповедник врачей, – повторила я, входя в просторную комнату. – Это что?
Надежда села за стол.
– В тысяча девятьсот двадцатом году в доме, где мы с вами сейчас находимся, поселили десять медиков, которые лечили вождей революции. У специалистов были дети, те с годами тоже стали докторами. В широко известном, прославленном в литературе Доме на набережной, где обитали политические бонзы разного калибра, при Сталине постоянно шли аресты. Жильцы там менялись очень часто. Только ордер на квартиру получил – через неделю забрали, в апартаменты въехал новый коммунист, спустя пять дней его ночью увезли… А в нашем доме тишь да гладь. Доктора доживали до глубокой старости, сейчас тут обитают их дети, внуки, правнуки. И все они медики. Аборигены прозвали шестиэтажку «заповедником врачей». Но вы пришли не для того, чтобы про тех, кто в старых стенах сейчас живет, слушать. Задавайте прямые вопросы, получите откровенные ответы. Я не из тех, кто хвостом следы заметает. Если ваше любопытство покажется мне бестактным, я скажу об этом. А сейчас объясните цель своего визита. Честно. Врать мне не стоит. Я профайлер, всегда вижу ложь. Не хочу порой знать, что меня водят за нос, а все равно понимаю: это обман. Очень мешает в близких отношениях такая способность.
Я рассказала Огаревой о визите Ксении. Надежда Васильевна слушала меня не перебивая, и, когда я замолчала, произнесла:
– Фил мертв. Ну, теперь нет смысла хранить тайну. Покойник неподсуден. Спрашивайте, что хотели.
