– Меня не спрашивайте, – поморщилась Ксения. – Она со мной не откровенничала. Но, знаете, несмотря на пропавшие вещи и деньги, мне почему-то казалось, что Флора погибла. Не спрашивайте, почему я так думаю. Не знаю. После того как она исчезла, в семье Зеленовых наступил мрак. Фил ушел из дома, перебрался в жилье, которое ему покойная бабушка завещала. Спустя время погиб Петр Филиппович. Его машина сбила. Грешно так говорить, но Филиппу повезло. Психиатр выглядел моложе своих лет, занимался спортом, не пил, не курил, любил свою работу, регулярно проходил обследование и получал вердикт: здоров. Филу бы пришлось долго ждать отцовского наследства. Майя пережила мужа, она обожала составлять завещания. Я уже говорила, что она отдавала записанную на нее дачу, например, мне, потом забирала, и наследником становился Фил.
– Странно, что мать отписывала дом сыну, которого терпеть не могла, – заметила я.
Ксения закатила глаза.
– Это же Майя Алексеевна, все, что она делала, нельзя объяснить с точки зрения разума и логики. Начертав очередное завещание, мамаша вызывала Фила, усаживала его перед кроватью, на которой лежала, и заводила:
– Сын! Я умираю. Несмотря на все плохое, что ты сделал…
Ну и далее ария на тему коварства Фили с припевом о страданиях его матери. И вдруг она скончалась на самом деле, дача совершенно случайно досталась мне. А Петр Филиппович никогда не думал о том, кому отойдет его имущество, он знал, что совершенно здоров, отправляться на тот свет не собирался. Но пьяный шофер нарушил планы психиатра. Наследниками стали Майя и Филипп. У нее определенно была проблема с головой, ей объяснили, что все имущество поделено на две части, она отмахнулась:
– Отстаньте! Сын обязан меня содержать.
Через пару лет после кончины Петра умерла и Майя. Завещание на свою часть квартиры и всего прочего она не составила. Почему-то ее волновала исключительно дача. Но я уже неоднократно повторяла: логику в действиях тетки искать бесполезно. Итог: Филипп стал наследником отца и того имущества, на которое мать не оставила завещания.
– А почему Филипп не получил диплом? – поинтересовался Макс.
Ксения молчала.
– В вузе что-то случилось? – спросил Вульф.
Ушакова смутилась.
– Ничего ужасного. Фила поймали в морге.
– Поймали в морге? – повторила я. – Что он там делал?
– На стипендию нельзя выжить, – начала выгораживать брата Ксения, – все студенты вечно бегают в поисках заработка. Будущие журналисты, пиарщики, педагоги легко находят подработку. Они становятся репетиторами, пишут статьи, кого-то рекламируют. А медикам что делать? Студента в клинику возьмут только на должность санитара, да и то неохотно. И когда будущему доктору калымить? Парень из педвуза после лекций объехал пару учеников, и славно. Если же он нашел кого «подтянуть» в утренние часы, то спокойно прогуляет лекцию. Просто попросит старосту отметить его присутствие. Подумаешь, не услышит второкурсник разглагольствований профессора на тему германского эпоса, и что? Никто еще не умер от того, что не слышал про «Песнь о нибелунгах». У журналиста, компьютерщика, репетитора – у всех возможна частичная занятость и удаленная работа. А у санитара? Тому надо приехать рано утром, отпахать смену. Следовательно, в этот день он на занятия не пойдет. Не знаю, какие порядки в медвузах сейчас, но когда учился Зеленов, прогул приравнивался к измене родине. Не явиться в институт будущий врач имел право, только если он умер. Остальные причины, какими бы важными они ни были, в расчет не брались. Профессор Курбанов, руководитель курсовой Фила, любил повторять:
– Вы пили, гуляли всю ночь, заработали похмелье. Проспали лекцию о болезнях горла. Что скажете на приеме больному с ангиной? «Прости, дядя, не знаю, как тебя лечить, продрых лекцию?» Собираешься ничего не делать в вузе? Зачем в медицинский поперся? Ступай в журналисты. Им образование вообще не нужно.
Фила, покойного отца которого профессор хорошо знал и уважал, Курбанов пристроил в морг на особых условиях. Зеленов приходил вечером, ночью спал в подсобке. Иногда, если кого-то привозили, он принимал тело. Около полугода было так. Потом на него нажаловались, дескать, санитар уродует неопознанных мертвецов. Это сошло бы ему с рук. Да у одной девушки без документов отыскались родители. Они в ужас пришли, увидев, что у бедняги с лицом. Филиппа призвали к ответу, он признался:
– Хочу стать пластическим хирургом, заниматься ринопластикой и всем прочим. Настоящего пациента мне не доверят, на ком руку набивать?
И его взашей выгнали из института.
Ксения махнула рукой.
– Нет бы соврать что-нибудь: «С каталки упала. Шкаф ей на лицо свалился. Не виноват, простите». Его, конечно, под зад коленом пнули бы, но и все. А он правду сказал. И началось! Семья покойной такие телеги накатала! Повсюду отправили, и в институт тоже. Курбанов посоветовал Филу взять академический отпуск. Я на брата до невозможности разозлилась. Столько лет трудной учебы! Тренироваться, видишь ли, ему надо! На кошках мастерство оттачивай! Филипп осел дома. А потом он познакомился с Робертом.
Ксения посмотрела на бутылку с водой, которая торчала из подлокотника.
– Можно мне угоститься?
– Конечно, – радушно согласилась я, – пейте на здоровье.
– Кто такой Роберт? – спросил Макс.
Ушакова открутила пробку.
– Непризнанный гений, великий художник, режиссер, драматург.
– Един во многих лицах, – подвела я итог.
– Точно, – кивнула Ксения, – не знаю, где они встретились, но сразу нашли общий язык. Роберт тихий, слова лишнего не скажет. Фил ему под стать. Брат впервые обрел друга и просто влюбился в него. Не лучшим образом приятель на него влиял. По мнению Роберта, творческая личность не должна ежедневно работать. С десяти до шести пашут только лошади и те, у кого таланта нет. Гений же творит по вдохновению. У Роба идея вызрела: создать театр живых покойников.
– Кого? – оторопела я.
– Люди умерли, а потом ожили и играют на сцене, – объяснила Ушакова, – они все такие… э… слегка червями попорченные.
– Странноватая и жуткая идея, – заметил Вульф. – Роберт хотел взять труп и оживить его? Типа зомби? Интересно, как он собирался это проделать?
Ушакова сгорбилась.
– Рассказываю по порядку. Мне они сообщили, что Зеленов написал пьесу, Роберт был в восторге от нее. Они найдут помещение, установят оборудование, отыщут артистов и начнут репетировать. Играть будут мертвецы. Живых людей загримируют под трупы. Натурально так! Потом поинтересовались моим мнением. Я решила не комментировать затею с покойниками, ответила:
– В Москве много театров, большая часть из них еле выживает. На плаву держатся лишь те, которым государство помогает.
Роберт вполне разумно объяснил:
– Мы в столице поставим спектакль, устроим шикарную премьеру, затем поедем с ним по провинции. Москва перекормлена зрелищами. А небольшие города мечтают о свежем глотке театрального искусства, да никто им его не дает. В каком-нибудь Усть-Медвежатинске аншлаг нам обеспечен. Мы не гордые, готовы везде выступать.
