– Энн прошла курс обучения «Психоэмоциональное состояние дога и кэта в условиях недополучения надлежащего ухода», – объяснил Джонни, – я сейчас тоже там обучаюсь.
– Где? – пропищала я. – Интересно, в каком вузе готовят кэт и договых… э… коучей?
Джонни скорчил мину.
– Ну уж точно не в России. В нашей деревне с фэшн плохо. Вы на людей на улицах гляньте! Волосы – кошмар! Одежда – ужас! Макияж – катастрофа!
– Аксессуары – хорор! – подхватила Энн. – Рыдать хочется, глядя на весь наш променад-кутюр.
– Ну почему люди не хотят интересоваться мировыми риверами моды? – вторил ей парень.
Я скосила глаза на Кису.
– Ривер – река, – еле слышно сказала девочка, – хорор – ужас, променад – прогулка.
– Моя мать, например, – не утихала Энн, – да, она глубокая старуха, сорок восемь ей стукнуло. Ну нет у меня к ней претензий. Ясно-понятно: жизнь она провела при большевиках, в шит-шузах весь год ходила.
Мой переводчик сработал мгновенно.
– Шит-шузы – дерьмо-ботинки. Сейчас она еще про сумку скажет.
– Одна баг у нее на все выходы. На голове хаары страшные, раньше это называлось… э… э… «менделеевка»! Но сейчас-то зачем этот хорор делать? Иди в салон!
Я уставилась на Кису, та развела руками и обратилась к Энн:
– Что такое «менделеевка»?
Девица вздохнула:
– Сложно объяснить. Дремучий причесон. Хаары в салоне накручивали на палки, поливали вонючей водой под названием «менделеевка»…
– Химия на палочках, – осенило меня.
– Точно, – обрадовалась собачья парикмахерша.
– Один раз я сделала такую и очень пожалела, – призналась я, – волосы дыбом стояли. А почему вы назвали эту прическу менделеевкой? Все советские женщины говорили: химия, химическая завивка.
– Сплошной вред здоровью и экологии, – возмутился Джонни, – лить на голову состав из бензина! Эх, Россия! Вот в Америке не так.
– Да, да, да, – закивала Энн, – в Нью-Йорке потрясающе, чисто, зелено, вкусно, там о людях думают. Прохожие по фэшн одеваются.
Кисуля выставила вперед ногу.
– Они там все толстые, едят гамбургеры и картошку фри. Овощи красивые, но на вкус как пластмасса. И ничего не знают, я разговаривала с девочками, они в шестом классе еле-еле читают. Если вам в Москве не нравится, почему вы тут живете? В Америку можно уехать.
– Откуда у девочки столь глубокие познания о Нью-Йорке? – ехидно спросил Джонни.
– У меня брат там учится, – пояснила Киса, – мы с папой к нему летаем. Каждый должен жить там, где ему хорошо. Вы в Америке, я в России. А то нечестно получается, квартира у вас здесь, работаете, всем, что в Москве есть, пользуетесь и ругаете нашенское. Дома даже собачки не гадят!
Возникла пауза.
– Почему вы назвали прическу «менделеевка»? – повторила я вопрос, радуясь, что могу сменить тему.
Энн пустилась в объяснения:
– Жил когда-то в древние времена, то ли в Египте, то ли еще где-то, жрец по имени Менделей. Он придумал химию. Я просто перепутала название куафюры на ветках.
– Химии на палочках, – автоматически поправила я.
– Он еще водку первым изобрел, – продемонстрировал свои глубокие познания Джонни. – Какая разница? Менделеевка, химия… Все равно те, кто когда-то себя хороровал и фреакал, давно вымерли.
– Моя мама жива, – надулась Энн.
Джонни повертел пальцем у виска.
– Сколько раз на дню ты говоришь: мамахен ку-ку, ботильоны от слайсов не отличает.
– Кусок, – вернулась к работе переводчика Киса.
– Чего? – тихо спросила я.
– Не знаю, слайс – кусок, – ответила девочка, – а фреакал… наверное, от freak – урод.
– Тело еще живет, а мозг в сорок восемь уже умер, – поморщился Джонни, – лично я в тридцать повешусь! Не хочу жить развалиной.
– Сколько вам лет? – осведомилась Кисонька.
– Девятнадцать, – ответил парень.
– Недолго вам жить осталось, – подвела черту девочка.
И тут в квартиру вошла Роза Леопольдовна с хлебом. Краузе хотела что-то сказать, но я схватила ее за руку и потащила в глубь квартиры.
Глава 17
Минут через десять я спросила у Лауры, когда она намеревается приступить к работе.
– Когда начнем непосредственно съемку? – уточнила владелица рекламного агентства, усаживаясь в гостиной. – Ну… э… животных надо привести в нужный для рекламы вид. Часа три понадобится.
– Нет, – отрезала я, – мы договаривались на два со всей подготовкой. Собаки чистые. Мыть их не надо. Причесать можно. Хотя непонятно, что можно соорудить из такой короткой шерсти.
– Хорошо, мы успеем, – пообещала Лаура.
– Бабушка, – раздался из коридора голос Энн, – у вас есть полотенца для догов?
Я потупилась. Самая больная мозоль Розы Леопольдовны – возраст. Краузе тратит много сил и денег на то, чтобы выглядеть моложе. Надо сказать, ей это удается, больше сорока няне не дашь.
– Нет, – медленно ответила Краузе, – есть простынки только для мопсов. Догов мы не держим. У подъезда какой-то мужчина жену ищет. Не ваш супруг случайно?
– Я не замужем, – сообщила Энн.
– Сколько вам годков? – осведомилась Роза Леопольдовна.
– А на какой возраст я выгляжу? – кокетливо спросила девица.
– Прекрасно, – заверила няня, – полагаю, вам сорок, но больше тридцати девяти не дашь!
– Мне двадцать! – оторопела Энн.
– Да что вы говорите! – ахнула Роза Леопольдовна. – Ох, мне, бабке, давно очки нужны. Двадцать! Уже двадцать! Вот-вот старость подкатит, а вы не замужем. Почему? Со здоровьем проблемы? Почему вас никто не подобрал?
– Можно подумать, что вы сами в двадцать лет уже имели штамп в паспорте, – достойно ответила Энн.
– Душенька, – приторным голосом проговорила Краузе, – я, празднуя двадцатилетие, состояла в третьем счастливом браке. У меня, у старухи, семейный стаж ого-го какой. Суммарный! Надоедало с одним жить. Скучно. Я менять мужиков люблю. Ой, как жалко, что ты старая дева. Ай, ай! То-то ты на сороковник выглядишь. Может, тебе, пока от старости не сморщилась, к свахе обратиться?
– Я еще молодая, – разозлилась Энн.
– Возможно, не спорю, – согласилась няня, – но поскольку замуж не вышла и навряд ли мужа найдешь, то ты старая дева. Печалька. Засохла травка на корню. М-да.
– По-вашему, если девушка в двадцать лет одинока, то на ней можно крест поставить? – пролепетала Энн.
– А по-твоему, все, кому за тридцать, древние бабки? – отфутболила вопрос Краузе. – Еще доживешь сама до артрита и геморроя. Как к людям относишься, так и они к тебе. Око за око, зуб за зуб, кулачок в нос! Я старуха? Ладно. Но я всех своих мужей сразу и не вспомню. И сейчас в очередном браке счастлива. Ты молодуха, а толку? Одна кукуешь! Полотенца дам для мопсов. Если хочешь догов вытирать, это не к нам. Пусть тебе их хозяева простынки выдадут. Договые!
