— Великолепная оболочка, должен признать, — произнес со смехом Мальволио-с-непроизносимой-фамилией. — Удачи вам, тэгуи. Именно вам, а не вашему королевству или мужу.
— Благодарю, — несколько удивленно ответила я.
Король Ганти поклонился и вернулся к своим.
Уэнделл встал передо мной, вынуждая на него посмотреть. Страж был на взводе; я почти физически ощущала его напряжение, и отчетливо видела, как тлеет в его глазах какое-то темное чувство. То ли недовольство, то ли что еще… В любом случае, он изменился. Раньше я любовалась его ясными глазами, его улыбкой. Теперь улыбок от него не дождешься. По крайней мере, тех, открытых, ослепляющих жизнелюбием и оптимизмом…
— Я должен защищать вас, — проговорил он.
— Ты и защищаешь.
— Нет. Я лишь беспомощно наблюдаю, как вы сами себя загоняете в ловушку, — мужчина шагнул вперед, ко мне. Я же чуть не шагнула назад, понимая, что, если заметят, что у меня с собственным стражем выяснения отношений, то будет скандал. А скандалов нам и без того достаточно. — Соня, подумай о себе самой. Забудь о короне, об Аксаре, обо всем лишнем. Ты все глубже увязаешь; еще немного — и назад пути не будет. Спасай себя саму. Уходи. Тебе всего-то и нужно что отречься от Аксара перед любым зеркалом… А дальше мы разберемся, как тебя спасти.
— Мы?
— Я последую за тобой, куда бы ты ни отправилась. Я разделю с тобой любой выбор. Хочешь знать, почему, нужны явные причины? Не знаю, нет причин! Но я так хочу!
— Тише, нас услышат!
Уэнделл вздохнул, одернул руку, которую протянул было ко мне.
— Албрикт умеет побежать в поединках. Ты хочешь рискнуть?
— Я доверилась своему королю.
— Своему королю! — повторил Фэд мои слова так, будто выплюнул. — Не твой он, и не будет твоим никогда, пусть ты даже станешь идеальной женой и королевой. Он любит девчонку Ласкер.
— Знаю. И уверена, что все будет хорошо. Интуиция подсказывает. Так что перестань так на меня смотреть и успокойся. А то горишь весь, и молнии из глаз мечешь!
— Я друга своего возненавидел, — продолжил он, зло и весело усмехаясь. — Потому что он с тобой рядом. Держит тебя под руку, называет «своей королевой», ведет тебя в танце… С каждым днем хочу тебя все больше и злюсь все больше. Я себя не стражем твоим ощущаю, а псом, злющим голодным псом.
— Остынь, — ледяным тоном осадила я его, и отвернулась.
Страж тоже стал смотреть в сторону; ничуть он не остыл.
Фэд действительно стал похож на злого пса. Такое ощущение, что в любой момент может сорваться и покусать… Я вздохнула про себя, понимая, что никуда не делась моя влюбленность. Просто она перестала приносить радость, будоражить светлые чувства, как бывает, когда уже влюбился, но ничего еще толком не знаешь об объекте любви.
Ладно! Разберусь со всем этим позже!
Пока нужно думать только о Дедрике и его победе.
На рассвете меня стал одолевать сон, да и мои люди боролись с усталостью и проигрывали. Я поступила так, как другие Великие, которые не желали покидать зал, но не желали и пропускать возвращения королей: сотворила для себя уединенное пространство прямо в зале и устроилась спать на начарованной постели. Криспин последовал моему примеру и тоже начаровал себе «спальню». Боярдо и Уэнделлл отказались идти отдыхать и довольствовались поглощением крепкого кофе.
Только я закрыла глаза, как заснула: усталость взяла свое.
Мне снились сны, обрывочные, смутные; это был карикатурный пересказ Совета, поединка Клариссы-Виктории и Дедрика, нападения даймонов… Мне даже снился Рейн, настоящий Рейн, бродящий по холодным чертогам зазеркалья. Он говорил мне что-то, показывал куда-то, убеждал в чем-то. Я толком не прислушивалась, потому что прислушиваться к бредням Рейна себе дороже и потому что сон — это всего лишь сон, игра подсознания.
Еще я видела летящего ворона. При каждом взмахе его иссиня-черных крыльев с них будто осыпалась угольная крошка и распадалась в пространстве. Странно, что я видела ворона очень отчетливо, могла разглядеть блестящие глаза, перья, ведь он был очень далеко. Затаив дыхание, я ждала, когда удивительное создание подлетит ближе. Мое тело словно окаменело, потеряло всякую чувствительность, но только снаружи — изнутри же я кипела воодушевлением, мной овладели нетерпение и жажда чего-то неосознаваемого.
Ворон подлетел неожиданно, принося с собой темноту такую глубокую, что при взгляде на нее кажется, что глаза потеряли способность видеть. Эта темнота поглотила все… Я не сдвинулась с места, встретила эту темень, пропустила ее через себя… Мне стало легко, так легко, будто тело потеряло вес. Я слепо и беспомощно заметалась туда-сюда, не понимая, что случилось. Мысли затуманились и пропали вовсе, словно были отброшены вместе с весом тела, его тяжестью.
Внезапно в этой неопределенности прозвучали вполне определенные слова: «Следуй за мной». Я поступила так, как мне велели, последовала за голосом, ослепшая, все привычные чувства пропали, остались смутные следы эмоций. Голос единственный направлял меня, служил ориентиром.
Куда я направлялась, зачем, долго ли — не знаю.
Кто-то вылетел навстречу мне; я ощутила другое создание всем своим существом, и меня затопила радость, неожиданная и хмельная. Эта радость была сродни эйфории, пьяному блаженству, чувству полной расслабленности и в то же время — острейшей восприимчивости… существо потянуло меня куда-то, увлекло за собой к источнику чего-то непостижимого, но желанного.
«Удержи его!»
Снова этот голос! Я потеряла способность думать, мыслящее ядро, остались только ощущения… и они влекли меня подальше от голоса, вместе с тем, с другим созданием…
«Верни его!»
Я двинулась к голосу, и вслед за мной двинулось то, другое… тот, другой… Ведущий нас голос постепенно менялся, становился пронзительным, раздражал… мои чувства и эмоции стали яснее, темнота отступила, мир приобрел очертания.
Я упала куда-то, словно с большой высоты, но при этом не ушиблась. И задохнулась, ошеломленная грузом появившихся мыслей. Реальность вернулась красками, звуками, запахами, движениями…
— София! — кричал кто-то в самое мое ухо и тряс меня так сильно, что зубы клацали. — София!
— От… пусти… — проговорила я столь же благозвучно, как скрипящая дверь.
Мне в ухо крикнули еще раз, уже обрадованно, и сжали еще сильнее, тоже, видимо, от радости. Я поднялась с пола (куда, спрашивается, девалась начарованная мной постель?), оттолкнула душившего меня радостью Криспина и начала тереть глаза, которые до сих пор застилало слепотой темноты.
Протерев глаза, я со всей отчетливостью увидела, что на самом деле лежу прямо на полу, на каком-то тонком матрасе; на мои плечи накинут плед; на меня таращатся Великие и не очень; под потолком вьются и бесятся даймоны… Рядом, тоже на матрасе, лежит спящий красавец — Его Величество король Аксара.
