— Любите? — уточнила я.
— Да.
— Глупость какая. Идите вон, если вам больше нечего сказать.
— Мне есть, что еще сказать. Я уверен, вы ко мне тоже неравнодушны.
— Это правда, я к вам неравнодушна. Но не в том смысле, в котором вам хотелось бы, наглый вы эгуи. Я на вас сильно зла, Уэнделл! И не за то, что вы мне сбежать не дали с черного острова, а на то, что нагло явились ко мне, уставшей, стали нести вздор и подставили перед королем. Если он сейчас придет… Повторяю — уходите! Мне ваши признания неинтересны.
— Интересно вам или нет, но я продолжу. Вам стало больно, когда мой хлыст вернул вас в Аксар. Вы на меня, как на предателя и изменника посмотрели, горячо, с уверенностью и даже торжеством проговорил страж, присаживаясь на край кровати. — Если бы я был для вам никем, то вы бы не посмотрели на меня так… Думаете, можете мне солгать? Я по вашим глазам все вижу. Вы то же чувствуете, что и я.
Уэнделл придвинулся и коснулся моего лица рукой, так нежно и благоговейно, что я не могла остаться к этому равнодушной. Да и, по правде говоря, как только он вошел, я уже была далеко не равнодушна…
— Знаете, почему я холост? — прошептал Фэд, приблизившись еще. — Не потому, что боюсь оставить жену вдовой, а потому, что не встречал еще женщины, которую хотел бы назвать своей женой. А вы…
— Не нужно приплетать меня. Вы типичный сердцеед, Уэнделл, так что не притворяйтесь, вы для брака не созданы. Вы — маленькое чудо для женщины, элемент сказки. Так, появитесь на пару волшебных ночей, и пропадете.
— Именно. Я давно в этой игре. Меня пытались покорить и равнодушием, и назойливой осадой, и невинностью приманивали, и распущенностью соблазняли. А вы ничего такого не делали, и все же я только о вас и думаю.
Его губы оказались совсем близко от моих, наше дыхание смешалось. Я вспомнила, как сладко целовал он меня в видении, как заразительно смеялся, и осознала, что еще одна-две секунды промедления — и я пропаду. Его глаза — это мягкая упоительная смерть. Ума смерть, амбиций и всего того, что умирает, когда влюбляешься и отдаешься этой влюбленности без остатка.
Я отстранилась от стража и отчеканила:
— Аксар для меня ловушка. Я никогда и ни с кем здесь не буду счастливой, уясните это, забудьте о своих надеждах и тем более не вздумайте мне больше брякнуть про любовь.
У Фэда стал такой вид, будто он не может поверить, что я отстранилась. Впрочем, эта растерянность быстро сменилась уверенностью. Он поменял положение, встал с кровати, развернул плечи и изрек:
— Раз так, почту долгом вернуть вас туда, где вы будете счастливы — в ваш родной мир.
— Вот как вернете, так о любви и поговорим, — сказала я.
— Будьте уверены — поговорим.
Уэнделл развернулся и вышел.
Признание Фэда меня не настолько удивило, чтобы я всю ночь промучилась в раздумьях. Как только страж ушел, я улеглась поудобнее и почти сразу заснула. Спала я долго, крепко, но меня мучили тревожные сновидения. В этих сновидениях присутствовал Рейн, несчастный; Дедрик, тоже несчастный; Криспин… несчастный. Я видела и смутные образы других Корбинианов, умерших — короля Кристиана, принца Альберта, и живых — например, упомянутую не раз Шарлотту. Все они были несчастны; приглядевшись, я увидела, что их соединяют некие нити и нити эти, впиваясь в Корбинианов, тянут из них жизненные силы… Я и сама ощутила укол, и увидела ниточку чар, соединяющую меня с этим династическим семейством. В ужасе попыталась оторвать эту нить, но у меня ничего не вышло — она то скользила в руках, то обжигала так, что невозможно было ее касаться. Еще одна ниточка вонзилась куда-то в мои плечи, и я, вскрикнув во сне, проснулась.
Дедрик смотрел на меня.
— Кошмар?
Я кивнула и, тяжело дыша, подняла руку, чтобы откинуть с лица прядь волос. Рука дрожала.
— Что ты видела?
— Нити, которые пили из вас жизнь. Из тебя, из твоих братьев… Из меня тоже.
— Жертвы чар часто видят подобные сны. Они знают, что ими управляют, и видят ниточки, но не видят, кто дергает за эти ниточки.
— Значит, и я жертва чар?
— В этом теле, с короной на голове, ты часть династии. Оттого чары действуют и на тебя.
— И я только об этом узнаю! — я поднялась, села на кровати, сердито глянула на Дедрика. — Что еще мне следует знать о Корбинианах? Вы все прокляты самым ужасным способом? Вас все ненавидят? Аксар будет уничтожен?
— Успокойся. Клубок чар распутать можно, узнав, кто эти чары плетет.
— Клариссу-Викторию я во сне не видела. Это она наслала чары?
— Она имела к этим чарам самое прямое отношение, но у нее нет способностей, чтобы подобное устроить. Только Орден Смотрителей выпускает эгуи, которые способны работать с чарами.
— Значит, некий смотритель напустил на вас чары по приказу королевы. Давно ты знаешь об этом?
— Каждый из нас видел подобные сны. Нас убеждали, что чары на нас напускают враги, которых у Аксара всегда хватало. Никому из нас и в голову не пришло, что чары «заказаны» нашей собственной матерью.
— Но ты догадался. Потому она прокляла тебя.
— Не я один догадывался.
— Альберт тоже? Она и его убила?
— Думаю, да. У меня нет прямых доказательств, но косвенных имеется более чем достаточно.
— Почему она так поступила? Она психически больна?
— И я задавался этим вопросом. Ясность ее рассудка не оставляет сомнений. Намерения ее понятны. Но каковы мотивы? Это не вызнать окольными путями, но и на прямой вопрос она не дала бы ответа. Хочется верить, что она не в себе, что ею управляет какая-то нездоровая мания. Потому что…
— …Потому что принять то, что мать может хладнокровно избавляться от своих собственных детей, очень трудно, — продолжила я, глядя на Дедрика. — Ты любил ее, когда был маленьким?
— Я ее боялся. Но и любил…Тебе сложно поверить, что такие чувства могут идти под руку?
— Почему ты ее боялся, понятно. Но почему любил?
— Ты спрашиваешь, потому что тебе интересен я, или интересна королева?
— Я спрашиваю, потому что никак не могу определить, кто из вас заслуживает моей симпатии.
Дедрик, который все это время смотрел на меня спокойным и сосредоточенным взглядом наблюдателя, рассмеялся и провел рукой по моей щеке. Я не отстранилась, хотя мой внутренний определить «враг-друг» в отношении этого человека полюс не выбрал и остановился где-то посередине.
— Дай-ка я облегчу тебе задачу, Соня. Не стоит мне симпатизировать. Я собираюсь тебя использовать. Сегодня, завтра, и еще ровно столько, сколько понадобится, чтобы решить все проблемы. Возможно, тебе будет неприятно, возможно, ты меня возненавидишь. Мне все равно.
