Король это понимал и злился, и под конец обсуждения вымотался и издергался.
Не в первый раз я замечала, как тяжело ему держать себя в руках. Мало того, что вспыльчивый, так еще и упрямый — вобьет себе в голову что-то и не переубедить. Лакомая добыча для провокатора.
Но что тут поделать? Такой уж мне достался муж, и такой король достался Аксару. Мне хотелось подойти к Рейну и сказать: «Не психуй, дорогой. Они только этого и ждут». Но он просил меня помалкивать и улыбаться… Что ж, я улыбалась — тогда, когда считала нужным. И так, как считала нужным.
Послы, кстати, ко мне особого интереса не проявляли — как и сказал Рейн. Они разок-другой на меня покосились и на этом все. Видимо, им действительно не так уж интересны гостьи из других миров, или они считают меня кем-то, кто не заслуживает их внимания.
Зато я раз десять оглядела послов с ног до головы. Один из имбериан не выдержал и поинтересовался, чем вызван такой интерес с моей стороны?
Ну, наконец!
Весь «зоопарк» напрягся и затих. Женщины в Аксаре — существа подневольные, в обществе мужчин обязаны изображать предмет мебели. Поэтому когда Рейн кивком разрешил мне дать ответ, даже даймоны перестали двигаться.
— Я в восторге от ваших одежд, эгуи, — скромно сообщила я, глядя на послов. — Правильно ли я понимаю: вы одеваетесь в цвета моря?
Имберианские акулы расплылись в улыбках, потому что даже акулам приятны комплименты.
— Мы рады, что сумели угодить вашему вкусу, Ваше Величество. Вы подумали верно: мы предпочитаем носить морские цвета.
— А я никогда не бывала на море, и знаю лишь по картинам, какое оно бывает красивое, — улыбнулась я чуть застенчиво.
— Неужели вы и правда никогда не видели моря? — почти искренне ужаснулся один из послов.
— Увы, — тихо вздохнула я и бросила на посла печальный взгляд. Еще и плечи опустила, изображая несчастную зашуганную жену, которую злой-злой муж Рейн приволок на совет насильно. Или — несчастную тэгуи из другого мира, которая ничего не понимает и которая умирает от тоски и неизвестности. Не знаю точно, пожалел ли меня посол, или ему просто захотелось выделиться, но он решился на странный поступок:
— В таком случае, позвольте преподнести вам подарок, Ваше Величество.
Посол снял с пальца перстень с аквамарином и, встав на колени, протянул руку — такова, наверное, по протоколу процедура вручения даров. Посол хотел показать что он, в отличие от строгих холодных имбериан, добрый и ему не жалко отдать перстень, чтобы порадовать женщину.
Рейн махнул рукой, и к послу подошел один из стражей, аккуратно взял перстень, чтобы проверить, безопасен ли он. Я поглядела на посла виновато — простите, я-то вам верю, но все эти люди вокруг меня такие недоверчивые…
Посол поднялся с колен. Он был очень горд своим поступком.
— Этот камень — цвета моря. Надеюсь, он понравится вам, Ваше Величество.
— Несомненно. Благодарю вас, эгуи, — пролепетала я, покрываясь румянцем. Все думали, это румянец смущения, а на самом деле это был румянец удовольствия. Я всего-то хотела смутить послов, но получилось еще лучше.
Страж с перстнем удалился в тень, а король объявил, что аудиенция окончена.
Как только послов удалили из зала, Рейн повернулся ко мне. На его лице было написано, что сейчас он будет меня убивать.
— Прежде чем ты что-то скажешь, дорогой, — протянула я, с преувеличенным вниманием разглядывая свои ноготки, — учти: этот напыщенный эгуи из Имбера встал перед нами на колени. А еще мы получили перстень с аквамарином. Невелика ценность, но сойдет. Мы заставили их нас уважить.
— Ты заставила.
— Мы одно целое, дорогой. Так что — заставили мы.
Я ждала очередного юношеского взбрыка Рейна, но он меня удивил: взял меня за руку и поцеловал пальчики. Придворные, которые наблюдали за нами со стороны, окосели от недовольства, но никто ничего прямо королю на мой счет не сказал.
У каждого уважающего себя короля должны быть фаворитки. Но когда фавориткой становится жена — это нарушение всех приличий. Где это видано, где это слыхано, чтобы собственную жену целовали, гуляли с ней по парку, разрешали ей присутствовать на Совете?
В общем, я нарушила негласный закон и мне явились об этом сообщить. И не абы кто, а сама прекрасная и опасная вампирша Луиза Уэнделл. Я приняла ее, хотя уже готовилась ко сну в своих покоях и ждала супруга.
— Ваше Величество, — войдя ко мне, произнесла Луиза, — я подумала, вам нужна помощь… Вы ведь так мало знаете о наших устоях и короле. Кто, как не я, может вас осведомить?
— Я тронута вашей заботой, тэгуи Уэнделл. Давайте посекретничаем. Но только наедине… так что остальных тэгуи я прошу выйти.
Мои безмолвные служанки вышли. Именно этот момент своевольная корона выбрала, чтобы появиться на моей голове, да еще и «облик» себе выбрала такой, чтобы соответствовать в цветовой гамме моему платью.
Стоит ли описывать, как Луиза смотрела на корону? А как смотрела на меня?
— Давайте начистоту, тэгуи, — пошла в атаку Уэнделл. — Вы не настоящая королева и никогда ею не станете. Вы гостья в нашем мире, жертва Софии Ласкер. Ваше положение шатко и ненадежно.
— Я знаю, тэгуи, — миролюбиво ответила я. Сссориться мне не хотелось.
— На что вы надеетесь? На то, что так и проживете всю жизнь во дворце, с королем? Вам следует быть осмотрительнее, осторожнее. Подумайте сами: как вы можете править и считаться королевой, если вы в нашем мире чужая, если все у нас для вас незнакомо и странно? Тэгуи, мне вас жаль, — протянула проникновенно Луиза, и белые ручки к полной, почти выпрыгивающей из декольте груди приложила, — вам, должно быть, очень тяжело…
— Очень. А знаете, что всего хуже? Корсеты! Никак не могу к ним привыкнуть. Но без корсета платья не сидят. Вот это беда так беда.
— Видите? Даже наши предметы одежды вас мучат.
— Да, ужасно. К счастью, ласка и доброта короля помогают переживать эти неприятности.
Луиза ничем свою злость не выдала, только ее серо-зеленые глаза засверкали:
— Да, наш король добр… Но не обманывайтесь, тэгуи. Ему от вас нужен наследник. И только.
— Знаете, тэгуи, — сказала я игриво, — это меня и радует. В своем мире я таких красивых мужчин, как Его Величество, не видывала. А здесь, в Аксаре — он мой муж! Представляете? Такой красавец — и мой! У меня сердце начинает биться сильнее, когда я только думаю о наших предстоящих ночах… А любовь — химера. Сегодня есть, завтра нет… Но я твердо верю, что с Его Величеством у нас все замечательно сложится.
— И на чем же базируется эта вера? — спросила молодая женщина. Я отдала ей должное: она отлично владела собой и никак не выдала своего желания выцарапать мне глаза.
— Как вы уже заметили, тэгуи Уэнделл, я из другого мира. А это значит, что я всегда буду для короля особенной. Не такой, как все.
