– Что еще ты собиралась мне сказать, вызвав сюда?
– Вам следует знать: весьма вероятно, что за последние три года Грей стал действовать лучше. Или хуже. Не очень понимаю, как именно следует это сформулировать. – Сидни пригубила бокал вина. – Женщин убивают, а кости из их рук изымают. И часть этих костей обнаружили у него в квартире.
Миранда закрыла глаза и сжала побелевшие губы.
– Хотела бы я сказать, что удивлена. Но Грей всегда считал, что ему мало – что бы он ни имел. Ему хотелось, чтобы все давалось легко. Легко, когда ты не трудишься, когда все само приходит, а ты не просто компетентен, а гениален. Он никогда не понимал, почему у него этого нет, не понимал и того, что усердный труд может его к этому приблизить. А еще Грей никогда не понимал, почему нельзя попытаться отобрать это у того, кто это имеет, – особенно если считал этого кого-то ниже себя. К моему великому сожалению, я знаю, что такое мой сын.
– Ну, как и Майлз Мерлин тоже знает, – сказала Сидни. – Хоть и считает, что решение проблемы заключается в том, чтобы позволить Грею состязаться в Повороте и дать Колесу Фортуны со всем разобраться. Мой подход – более прямой. Я намерена его вызвать.
Миранда побледнела еще сильнее, но других изменений в ее тщательно контролируемом выражении лица не было.
– Понимаю. Спасибо, что сообщила мне лично.
– Я рада, что вы осознаете необходимость этого.
Сидни отодвинулась от стола.
– Тебе действительно надо идти? – спросила Миранда. – Я надеялась, что мы хотя бы поедим, что хотя бы в течение одной трапезы мы сможем быть нормальными матерью и дочерью.
– Нормальными, – повторила Сидни. – Потому что этот наш разговор был совершенно нормальным.
– Ты понимаешь, о чем я, – возразила Миранда.
– В том-то и дело, что нет. Я не знаю, как это – иметь мать. То есть – да, Шара за всем присматривает в Доме Теней, но назначение Теней не в том, чтобы растить детей. Теням не особо нужно, чтобы жертвы вообще выживали, а уж тем более чтобы они чувствовали какую-то связь с родителем во время своего пребывания там.
– Не понимаю, почему ты считаешь нужным говорить мне все это, – посетовала Миранда. – Я и так чувствую себя достаточно виноватой.
– Правда? – спросила Сидни. – Скажите честно: если бы у вас не отняли магию, вы хотя бы задумались о возможности использовать магию, которая не приходит от Теней? Или продолжали бы говорить себе, что просто все так устроено?
– Я согласилась поддержать Иэна в случае победы Дома Просперо.
– И я, конечно, это ценю. Но ваша магия – и магия Дома – все это шло от Теней. Даже когда вы узнали, что я жива, вы пользовались этой магией, чтобы вам подали чай, когда вам захочется его выпить, потому что так было проще. Потому что последствия ее использования уже были вырезаны из таких, как мы с Грейс.
Она отвела края рукавов, демонстрируя свои шрамы.
Тут Миранда сломалась: вырвавшееся у нее рыдание оказалось настолько громким, что на них начали оборачиваться.
– Вот именно. Так что – нет, я не думаю, что мы когда-нибудь сможем проводить время вместе как нормальные мать и дочь. В наших отношениях нет ничего нормального.
Сидни встала и ушла. Ей нужно было предупредить еще нескольких человек.
* * *
Лоран положил вилку и нож на тарелку.
– Кстати, мне надо кое-что тебе показать.
– Вся в нетерпении. И гренки по-французски. Они были вкусные.
Он сунул руки в карманы – и три апельсина поднялись из деревянной вазы в центре стола. Они медленно закружились в воздухе, потом ускорились – а потом к ним присоединились еще два, пересекаясь и петляя, словно в номере жонглера. Спустя минуту они застыли на месте и опустились – по очереди, полностью управляемые – обратно в вазу.
Сидни поаплодировала.
– Я так за тебя рада!
– Спасибо. Я попытался взять семь, но это была катастрофа. Поэтому у нас «Мимоза» на свежевыжатом соке. – Он кивком указал на кувшин.
– Поэтому, – отозвалась она с улыбкой.
– Но я совершенствуюсь. Теперь такое обращение к магии дается почти естественно, даже при использовании полезных заклинаний, а не демонстрации с апельсинами, и головные боли не такие уж ужасные.
– Я рада. – Она допила свой коктейль. – А теперь, полностью меняя тему разговора, мне нужно кое-что тебе рассказать – и тебе это не понравится, – сказала Сидни.
– Звучит серьезно, – ответил Лоран. – Это опять что-то ужасное про действие магии?
– Косвенно – да.
Он тряхнул головой:
– Я уже знаю, что лучше не задавать вопросов.
– Ты слышал, что находят убитых женщин? – спросила она.
– С вынутыми из кистей рук костями, что до хрени жутко.
– Да уж, – согласилась она. – А еще это одно из тех мест, где в теле сохраняется остаточная магия: мы ведь используем руки почти для всех чар.
Он невольно посмотрел на ее руки.
– Мои пока все при мне, – сказала она.
– Но ты хочешь сказать, что кто-то убивает их ради магии.
– Да. И я довольно твердо уверена, что знаю, кто это.
Сидни открыла фотоальбом в своем телефоне и вывела снимки, сделанные Харпер.
– Это… это чьи-то кости. – Лоран стал листать снимки. Когда он дошел до последнего, где был общий план, включавший Грея на кровати, он стал мертвенно бледным. – Это чьи-то кости в квартире у Грея.
– Да. Это так.
– И ты считаешь… – Он судорожно сглотнул. – …Ты считаешь, что это он их туда положил. Что он вырезал их из руки какой-то бедняжки. После того, как ее убил.
– Да, именно так я считаю. Я так считаю потому, что эти кости – не первый случай, когда он это сделал.
Она рассказала ему о Грейс, о Розе, обо всем.
– Дай мне минуту.
Лоран открыл балконную дверь и вышел наружу. Сидни наблюдала за ним, но следом не пошла.
Спустя несколько минут он вернулся.
– Дело в том, что я могу поверить. То есть – мне не хочется. Мне это в голову не приходило. Но… он говорил кое-что – о магии, и как ее получить, и чего он заслуживает. И, Сидни, он тебя ненавидит. Ужасно сильно. Так что – могу поверить.
– Я помню, ты говорил, что не хотел бы его трогать, но я намерена его вызвать. Либо как твой защитник, или через Дом Просперо, – сообщила она.
Лоран кивнул.
– Понимаю. И я не собираюсь с этим спорить. Но… но ты не могла бы сделать это в качестве Дома Просперо? Может, я трус, – ну и ладно. Я просто… я не говорю, что он не плохой. Не говорю, будто считаю, что ты не права. Но все равно когда-то он был моим первым другом в этом мире.
