Вершины же его страдания достигли тогда, когда волнуясь, к нему осторожно подошла Умеко Утида и смущаясь, краснея и поминутно кланяясь пригласила его на собрание заводской ячейки КИМ. Глядя на эту обычно боевую и задорную девчонку, что горячо спорила с ним всякий раз, когда он приходил в гости к старому Кену, Волков содрогнулся и поклялся, что уж комсомольцам он расскажет все так, как было. И рассказал…
Бригадир бригады заводских учеников, член цеховой ячейки КИМ Умеко Утида
Как я могла спорить с этим человеком?!! До сих пор мучаюсь от стыда за свое недостойное поведение! Что сказал бы мой героически погибший брат Исиро, если бы узнал, что я смела перечить такому человеку, такому большевику?! Он бы ничего не сказал, только презрительно скривил бы губы. И поделом мне, поделом!
Волков-сан пришел на наше собрание, и мы попросили его рассказать: как он убивал кобун якудза, как рубился мечом с главарями страшной Ямагути-гуми, как победил их всех, и как его принимал товарищ Нобухито. Все наши комсомольцы ждали, что он расскажет нам о своих подвигах, а он… Он все повернул так, словно бы он почти ничего и не совершил, а все сделали другие. Товарищи из Коан тёса-тё, товарищи из народной полиции, товарищи из окружения Товарища Его Божественное Величество. И не рубил он никого мечом – не умеет, а если кого и убил, так просто застрелил, спасая свою жизнь. И еще он говорил о том, как боялся якудза, как товарищи из Главного управления безопасности учили его: что, как и когда говорить. А потом рассказал про товарища Нобухито. И тоже получалось, что Товарищ Его Божественное Величество самый обыкновенный человек, и они сначала пили зеленый чай по-японски, а потом товарищ Нобухито заметил, что Волков-сан не очень любит зеленый чай и попросил принести черный. С сахаром…
Я поняла, что только великий человек может быть столь скромен. И только настоящий большевик может всем рассказом показывать, что один человек – ничто, а только все вместе мы можем что-то совершить. И только воистину великий человек может увидеть в другом великом просто человека. И тогда я решила заслужить прощение за свое прежнее поведение…
На следующий вечер я дождалась, когда Волков-сан выйдет с завода и подошла к нему. И попросила прощения за все свои споры и глупые возражения, а еще призналась, что ждала его ошибки. А, сказав все, опустила голову, чтобы не видеть его рассерженным…
- Умеко-тян, а пошли в кино! – услышала я вдруг.
И сперва не поверила своим ушам. Подняла глаза – а Волков-сан смеется. Причем, по-доброму. Так иногда смеется отец, когда старшая сестра привозит к нам своих детей…
Не помню, как сумела кивнуть в ответ. И мы пошли. Только сперва не в кино: Волков-сан сказал, что очень проголодался и позвал меня поужинать. И мы поужинали. Потом посмотрели фильм «Холоп»[2], и когда он плохо понимал чтеца, я ему поясняла. А после фильма долго обсуждали увиденное.
Потом он проводил меня до дома. Мы шли и просто разговаривали. Он рассказывал мне о России, а я ему – о Японии. Только у меня, наверное, плохо получалось, потому что Волков-сан несколько раз поправлял меня. А потом сам взял и рассказал историю войны Тайра и Минамото. Интересно, даже интереснее, чем в любом фильме про самураев…
Возле самого дома он меня так легонько подтолкнул – иди, мол. И я пошла. Отцу ничего не стала рассказывать, а сразу легла спать. Только сон никак не шел. Мне превый раз было так интересно и так хорошо с чужим мужчиной. Ребята из ячейки – они… Нет, они хорошие, только гулять с ними совсем неинтересно – они ничего рассказать не могут. И еще лапать лезут. Вот с Волков-сан как-то совсем по-другому… Ох, вот здорово было бы, если…
Наверное, так я и заснула. А когда проснулась все никак не могла понять: что за мысль меня беспокоит? Зудит и зудит в голове, точно надоедливая муха! И только когда уже выходила из дома на смену вдруг поняла. И от того, что я поняла стало ужасно жарко и немножко стыдно… Как замечательно было бы, если бы Волков-сан посватался ко мне!
...Не раздеваясь, Волков завалился на постель и погрузился в невеселые размышления. Вот же ж, прискакала беда, откуда не ждали! Угораздило же сделать любезность – пригласить девчушку в кино. Погулять. И что теперь? За прожитые годы он научился неплохо разбираться в людях, так что уже на середине этой прогулки сообразил, что девчонка готова прямо сейчас выпрыгнуть из платья. Аф-ф-фигеть! Вот только несовершеннолетней любовницы ему в данный конкретный момент и не хватает! Великолепное дополнение к светлому облику героя! Затащил в постель малышку, которая моложе его собственного сына! Ну, депортировать из Японии за такое его, скорее всего, не станут, но кривиться будут всякий раз, как встретят. Замечательно! Великолепно! Прямо вот лучше и не придумаешь!!!
Вот уже неделю Умеко ходит за ним хвостиком. Ну, то есть, не хвостиком, конечно, но вот на глаза попадаться стала с удивительной частотой и вполне понятной для взрослого мужика целеустремленностью. «Будем честны: быть бы мне лет на десять-пятнадцать моложе… Э-эх! – рассуждал сам с собой Всеволод Николаевич. – Хороша малышка – спасу нет!.. Так, а ну-ка, пень старый, за-а-аткнись! Какие тебе малышки? Ей в куклы еще играть, а тебе – тебе о боге уже думать пора! Ну, если еще и не совсем пора, то уже готовиться к такому делу надо…»
Тут мысли Волкова повернули в совсем уж печальное направление, а потому он решил, что необходимо чем-то отвлечься. Он крутанул верньер приемника, и комнату заполнила бравурная музыка «Марша военных кораблей»[3]. Он вслушался в текст:
И эти плавучие крепости непременно защитят нашу
Страну восходящего солнца со всех сторон.
Так идите же в атаку, железные корабли,
На враждебные пролетариату государства.
Всеволод Николаевич почесал нос. «Надо полагать, – подумал он, – что изначально вместо «пролетариата» стояло какое-то другое слово». Но придумывать какое, не стал: с японскими рифмами у него было тяжело. Впрочем, как и у любого не японца…
Волков уселся за стол, придвинул к себе пару книг, толстенный словарь и принялся за чтение. Речь в книге Сёити Итикавы шла о ходе Социалистической революции в Японии.
После того, как в конце 1923 года принц Нобухито занял должность регента, японская Коммунистическая Партия сразу же вырвалась чуть ли не на ведущую позицию в Империи. Дошло до того, что три основных министерских портфеля: Министра Иностранных дел, Министра Финансов и Военного Министра заняли члены коммунистической партии или, как в случае с Военным министром, искренне сочувствующие идеям государственного социализма и лично преданные регенту Нобухито.
Почувствовав, откуда дует ветер, руководители дзайбацу быстро сообразили, чем может обернуться неприятие такой стратегии нового руководства страны. И приняли собственные меры безопасности: в каждом клане появились свои коммунисты. Это не были первые лица или их наследники, но… В клане Мицуи членом ЯКП(б) оказался младший брат главы дзайбацу, а в клане Сумитомо – второй сын главы. В остальных кланах наблюдалась та же картина: младшие сыновья, младшие братья, кузены – все они внезапно прониклись идеями Маркса и Ленина, принялись всерьез спонсировать Сен Катаяму и вести активную партийную работу.
