– Давай, Рамзес, – вклиниваясь в шум, отчетливо донеслось из-за завала. – Поговорим как мужик с мужиком. Выходи.
Раздались чавкающие шаги. Дикарь выглянул из укрытия. На сравнительно открытом пространстве стоял человек, сжимающий в руке нож.
– Дело за мной. Как я правильно понимаю, друг, ты свой ход уже сделал, – с усмешкой, больше напоминающей судорогу, произнес Хаммер.
– Посмотрим на твой ход. – Дикарь пошел навстречу бывшему другу. – Ты никогда не умел обращаться с холодным оружием. Не твой конек.
– Проверим? – Противник пошел на сближение, держа руку с ножом на излете.
Дикарь кивнул и тоже сделал шаг. Он нисколько не сомневался, что Хаммер не решится бросить нож. У него всегда были с этим проблемы. Начиная с того памятного случая, когда метя на поражение, он промахнулся – лезвие скользнуло по металлической пуговице противника и тот остался жив. «Нож – продолжение руки? Хрена тебе. Бьет не нож, а человек. Я предпочитаю сам отсекать все лишнее. И жизнь от смерти в том числе», – словно воочию Дикарь услышал слова «друга», повторенные десяток раз.
Двигаясь по кругу, Дикарь заставлял противника повторять его движения. Предельно концентрируясь, он пытался разгадать, куда нанесет удар Хаммер. В живот? В шею? В грудь?
Неприятель выбросил вперед руку, сделав пару ложных выпадов. Дикарь отпрянул, по инерции поворачиваясь боком, чтобы уберечь грудь. И в ответ резко шагнул вперед, обозначив удар ногой и тем самым заставив Хаммера поспешно отступить. Бить ногами всерьез он не собирался – на грязной поверхности легко поскользнуться. Поэтому в неконтактном спарринге они прошлись по кругу, «пугая» друг друга.
Сколько так могло продолжаться – неизвестно. Пока время – немой свидетель – не решилось поторопить противников. С громовым раскатом треснул потолок, дрогнули стены, вибрация передалась полу, заставляя бойцов балансировать. И тогда Хаммер решился. Дикарь понял это по глазам. Полуулыбка вдруг застыла, неуловимо исказив лицо бывшего друга. Тот махнул рукой слева направо, стремительно подавшись вперед. На этот раз Дикарь не стал пятиться – он пошел на опасное сближение, только отклонился, одновременно в выпаде фиксируя локоть противника с нацеленным в его горло смертоносным жалом. Неприятель дернулся, но было поздно – его рука угодила в капкан. Одновременно Дикарь схватил нападавшего за шею, пригнул вниз и со всей силы, на которую был способен, ударил его коленом в лицо. Еще и еще раз. Дождался, пока из ослабевших рук выпадет оружие, и только после этого отпустил противника. Сопящего от боли, скрюченного в три погибели, прижимающего руки к залитому кровью лицу. Хаммер сплюнул под ноги, выхаркивая выбитые зубы, потом тяжело упал на колени и завалился набок.
– Это тебе за все, – хрипло сказал Дикарь.
Подтверждая слова, он ударил лежащего в живот.
– А это тебе за Егеря. Знаешь, как умер? Пошел в распыл вместе с твоей гребанной торпедой! Он не смог расстаться с той мечтой, что ему навязал ты! А это за Мамуку! Как ты убил его, сволочь? А как умерла Адель? Она хотела только одного – быть с тобой. И отдала за это жизнь! А может, ты еще жалеешь, что не смог убить ее? Не всадил ей нож под сердце?
Дикарь повысил голос, перекрикивая все усиливающийся грохот. Каждую фразу он подтверждал ударом, погружая берцы в хрипящее от боли тело.
– И последнее – это тебе за Киру!
Сказал он и ударил Хаммера еще раз. Потом он нагнулся, намереваясь поднять нож и довершить начатое. Вопреки его расчетам, противник оказался выносливей. В последний момент тот дернулся и, перехватив ногу «приятеля», дернул на себя. Не ожидавший сопротивления Дикарь взмахнул руками и упал в грязь, едва не взвыв – правое плечо пронзила такая свирепая боль, словно острым мечом ему разом отрубили руку.
– Штохни, шука, – прошипел Хаммер, лишившийся передних зубов.
– Помечтай, гаденыш, – ответил Дикарь, бросаясь на противника.
Но вместо того, чтобы кинуться ему навстречу, Хаммер рванул в сторону. И, прежде чем Дикарь успел сообразить, исчез где-то в темноте. Одержимый достать бывшего друга во что бы то ни стало, он бросился следом, поскальзываясь в грязи, с трудом лавируя в узком проходе.
Сверху, словно того и ждал, могильной плитой стал опускаться потолок. Грохотало, сыпалось, застилало туманной пеленой окружающее пространство. Пол прогнулся, впуская в зал поток воды. Прокусив от досады губы, держась рукой за стену, чтобы не упасть, Дикарь стоял перед низкой стальной дверью. Она еще ходила ходуном после той силы, с которой ее закрыли.
– Дебил! – крикнул Дикарь, рванув на себя неподатливую ручку. – Я достану тебя!
– Давай-давай, – перекрывая шум, вполне отчетливо долетели насмешливые слова. – Хочешь знать как шдох Мамука? Его убил подарок шлюхи, который он так любил… И твоя шучка полетит к чертям шобачьим. Она в вошточном крыле. На первом этаже, недалеко от входа. Валяй. Еще ушпеешь. Подохнуть, тварь.
– Я найду тебя, Хаммер, из-под земли достану. Слышишь, ты?
В ответ послышался звук быстрых удаляющихся шагов.
* * *
Голубое серебро, разлитое на полу, постепенно таяло. Луна скрылась за облаками и комната погрузилась во мрак. Кира сидела на коленях, тупо глядя перед собой. Ее дневное и ночное время измерялось квадратами на бетоне, неспешно ползущими от стены к стене. Когда становилось светлее и поджавшая хвост ночь трусливо пряталась по углам, так хотелось верить в счастливый конец. Но снова наступала темнота и душа спешила погрузиться в такую же беспросветную тьму. Тогда девушка уходила в мечты. Там было солнце, песчаный плес, ласковая волна и маленький дом на берегу. Она сама в легком платье шла, зарывая во влажный песок босые ноги. Сердце радостно билось в предвкушении скорой встречи. Ветер гладил ее по голове, ослепительные блики затеяли на волнах чехарду. Потом девушка долго стояла на берегу, заслоняясь от солнца рукой, и ждала. Вот у ближнего рифа вскипела пена и на поверхность вынырнул человек. Он высунулся по пояс и махнул девушке рукой. Она, смеясь, ответила ему. К ней плыл Дикарь и счастье – такое огромное, безграничное, которое едва ли могла вместить ее душа – переполняло ее.
В комнате посветлело. Кира открыла глаза. Мучительно хотелось остаться в мечтах. Навсегда. Но вокруг были стены, изодранный матрас и ошейник.
С каждой минутой мечты уходили все дальше, все труднее представлялись и солнце, и песок, и Дикарь.
Все сложнее верилось в благополучный исход.
К далекому треску, напоминающему перестрелку, Кира серьезно не отнеслась. Слитые с ночью, звуки дополнили состояние обреченности, владевшее ею. Острым когтем в душе скреблось отчаяние, в котором теплились мысли о самоубийстве. Ошейник жег кожу. Девушка подалась вперед. Натянутая до предела цепь звякнула. Стальной обруч стянул горло и доступ воздуха прекратился. Дождавшись, пока перед глазами пойдут радужные круги, Кира отступила. Она не собиралась лишать себя жизни.
По крайней мере, пока. Это была первая попытка – всего лишь приведенное в исполнение решение проверить себя на излом. Сможет ли? Не изменит ли ей мужество? Она почти дошла до предела и мысленно ответила на вопрос положительно.
