Но, как оказалось позже, мои ожидания были далеки от реальности.
Первые дни я, как завороженная, разглядывала экспозицию магазина на двух этажах, а также всюду следовала за старшей продавщицей, которой я должна была ассистировать во время ее продаж и наблюдать, как она работает с клиентами. Некоторые примерки могли длиться часами, и я бегала туда-обратно на склад за нужными вещами и размерами. Присесть нельзя было ни на секунду. Да и просто постоять. Директриса всегда ругалась, когда видела кого-то без дела. Даже когда не было клиентов, она заставляла проверять, ровно ли все расставлено на витринах, одинаковое ли расстояние между вешалками, все ли вещи экспозиции представлены в самом маленьком размере, а то и отправляла разбирать склад. К концу первого дня от постоянного нахождения на ногах и беготни по лестнице я начала чувствовать тяжесть в ногах. А свое первое после рабочей недели воскресение я провела, лежа на диване с поднятыми ногами, щедро намазанными гелем от варикоза.
Я всегда представляла себе продавщиц элитных бутиков молодыми красотками, плывущими, словно лебеди, вдоль стеллажей, и была удивлена, увидев самых обычных девушек сильно за тридцать, уставшего и озабоченного вида, то ли из-за поставленного плана продаж, то ли из-за проблем с детьми – у кого-то ребенок болел, у кого-то закрыли школу из-за забастовки, а работу-то никто не отменял. По утрам у них явно было полно других более важных, чем укладка и макияж, забот. Целыми днями они только и говорили о «плане», обсуждали клиентов, пересчитывали выручку. Казалось, у них, как у Скруджа МакДака, в глазах постоянно крутились доллары. Все думали только о продажах, процент с которых в конце месяца стал бы некоторым прибавлением к их мизерной зарплате.
Каждое утро рабочий день начинался с короткой встречи, на которой директриса сообщала наш objectif
48 по продажам на сегодня и насколько был выполнен тот самый «план», а также непременно устраивала разбор полетов: Селин по продажам в этом месяце уверенно лидирует, а вот Корин надо бы подтянуться, она явно не дотягивает до objectif. В прошлом продавщица, в рекордные сроки дослужившаяся до директрисы бутика, она не давала спуску никому и заставляла выкладываться по полной. Я где-то читала, что работа в условиях постоянной конкуренции сильно вредна для здоровья, и мне было сложно представить, как девочки выдерживали эту постоянную борьбу. Хотя, наверное, чтобы работать на avenue Montaigne, надо было иметь определенный склад характера. А может быть, это был их главный источник адреналина.
Вопреки моим мечтам о фирменной одежде, мне, как и другим девочкам, выдали обычный черный костюм, в котором было жарко и тесно. Наша раздевалка находилась на минус первом этаже – это было малюсенькое помещение по соседству со складом одежды, где продавцы еле помещались все вместе в конце рабочего дня. Рядом в маленьком уголке без окон и без дверей сидела согнувшись в три погибели над швейной машинкой наша портниха Оля. Тут же находилась такая же микроскопическая кухня, где работники могли разогреть в микроволновке принесенные обеды, которой я в итоге ни разу не воспользовалась, даже в целях экономии – обеденный перерыв был единственным временем, когда можно было увидеть дневной свет.
В бутике действовал принцип казино – клиенты не должны чувствовать времени, поэтому все окна заслоняли витрины, и мы были как будто отрезаны от внешнего мира. И конечно же, в районе самой дорогой улицы Парижа был крайне ограниченный выбор недорогого питания, поэтому я почти всегда ходила в одно и то же заведение под названием «Paul» на avenue Franklin Roosevelt и заказывала там один и тот же пресный сэндвич с кофе.
Так, за витриной шика и богатства оказалась жизнь, далекая от привлекательности, а порой даже и унижающая человеческое достоинство.
Через пару недель мне разрешили самой обслуживать клиентов, и директриса еще раз подчеркнула на общей встрече, что я должна работать только с русскими. Но в мире люксового закулисья явно не существовало понятия честного разделения клиентов, а довлеющий над всеми objectif заставлял каждого крутиться, кто как может. В коллективе царила атмосфера постоянного напряжения, вранья и подсиживания. Это была в прямом смысле война за клиентов. Девочки буквально зубами вырывали друг у друга клиентов, лишь только учуяв их покупательский потенциал. Как человек новый и не знающий еще всей местной кухни, поначалу я не участвовала в этой войне и охотно уступала девочкам, когда они под разными предлогами забирали у меня клиентов. Старшая продавщица, например, могла послать меня что-то принести со склада, когда в магазин заходила какая-нибудь русская пара с мужчиной – ходячим кошельком. Или, когда моя клиентка после долгой примерки откладывала вещи и возвращалась за ними на следующий день, когда я не работала, попавшая на нее продавщица могла спокойно записать продажу на себя, хотя на отложенных вещах всегда отмечалось имя реального продавца.
Таким образом, первые недели мне доставались лишь заблудшие туристы с их традиционными «спасибо, я просто смотрю», а также «доставалы» – так девочки называли между собой француженок, способных провести часы в примерочной ради одного шарфика. «Доставалы» приходили в бутик не с целью покупки, а с целью провести время (ну, или с целью вынуть всю душу из продавца). Многих таких «доставал» все уже знали в лицо, поэтому стоило одной такой появиться на пороге магазина, как все продавщицы резко испарялись. Все, кроме меня.
Но такое положение вещей меня вполне устраивало. Я старалась хорошо выполнять свою работу, всех клиентов, даже самых безнадежных, обслуживала, как надо, ни с кем не ругалась и ни на кого не жаловалась, много времени проводила на складе, раскладывая вещи после чужих примерок, или просто разбирая плохо сложенную обувь и одежду. И все шло хорошо, пока директриса, подводя итоги месяца, не обнаружила, что мои продажи сильно отстают от продаж всех остальных продавщиц. С этого момента моя спокойная жизнь закончилась. Теперь она придиралась ко мне при любой возможности:
– Ну почему у тебя клиент купил только одну рубашку? Ты же знаешь, что если клиент хочет одну вещь, то надо продать ему целый look! Нужно заставлять клиентов мечтать, понимаешь, мечтать!
– Ну что ты стоишь у кабины, словно статуя? Нужно зайти к клиентке, помочь ей застегнуть платье, клиенткам нравится, когда за ними ухаживают, разговаривают. Спроси, как поживает ее дочка/внучка/собачка!
И ей было бесполезно объяснять, что я не могу заставлять мечтать на языке, которого не знаю. И потому я только молча слушала ее упреки, понимая, что у меня все равно никогда ничего не получится, ведь у меня не было главного. Того, чему не учат ни в бизнес-школах, ни на sales trainings
49. У меня не было наглости.
Ощущения вселенской несправедливости накапливались, словно снежный ком. Часто я возвращалась домой и рыдала – то ли от обиды, что со своими тремя дипломами я попала в коллектив, где люди могут похвастаться разве что школьным аттестатом, то ли из-за злости на саму себя, что я не способна дать другим отпор. А может быть, из-за того, что изо дня в день люди покупали за деньги, равные моей месячной зарплате,…пару штанов.
