Мика, красная, как болгарский перец, тихо, но четко рассказала ей про рыжего вора.
– Мика, ты серьезно мне это сейчас говоришь?
– Ну да.
– Ты действительно не понимаешь, что, если бы ты закричала «Держите вора!», я сама бросилась бы за ним и наверняка догнала! Я очень, очень быстро бегаю! Да я бы башку его отвернула, понимаешь?
Мика захлопала ресницами.
– То есть ты спокойно дала ему уйти, потом забрала мой рюкзак и все это время носила его с собой в пакете и молчала?
– Не хотела давать его тебе на улице. Я же понимала, какая будет реакция. Подумала, что ты кричать будешь на меня. Обзывать воровкой, а вокруг люди, многие меня знают, я же работала здесь во многих кафе и ресторанах. Стыдно.
Женя вдруг совершенно не вовремя подумала о том, что какое это счастье, что Мика так хорошо говорит по-русски. Может, она и глуповатая, но сердце у нее доброе.
– Ни одного рубля… вернее, лева… Я не знаю, что делать, как быть…
Она хотела сказать, что уже не помнит, когда была в таком положении – без денег. Брак с Залетаевым избавил ее от этой проблемы. Грандиозной проблемы. И вот теперь, когда он умер, проблема как-то очень уж быстро вернулась. Во всей своей опасности и со всеми страхами. Они с отцом, конечно, не голодали, но денег катастрофически не хватало. Особенно Женя страдала от отсутствия приличной одежды. А еще постоянно хотелось чего-то сладкого, каких-то конфет, пирожных. Выйдя замуж за Володю, она вообще первые месяцы просто отъедалась. И ужасно жалела, что отец не дожил до того времени, когда она зажила сытой и благополучной жизнью.
– У меня есть немного денег, не пропадем. К тому же у меня есть кое-какие продукты.
И Мика, распахнув холодильник, достала пластиковый контейнер с брынзой и баночку с кислым молоком.
Женя зачем-то открыла контейнер и, понюхав уже не совсем свежую брынзу, подозрительно желтоватого цвета, поморщилась.
– Я такую гадость есть не буду.
– Мы хлеба купим или баницу.
– А что такое баница?
– Такая булка с брынзой.
– Понятно, ты хочешь уморить меня этой брынзой. Мика, давай соображай, как дальше жить будем? Что делать? Может, все-таки отнесешь мои серьги в скупку?
– Не знаю… Вернее, знаю, кто может купить, но много не дадут.
– Не важно. Мне сейчас нужны хоть какие-то деньги, чтобы продержаться до того времени, как найду отель.
Мика пожала плечами.
– Ладно, давай свои обицы.
7
Оставив свою «рускиню» дома, Мика отправилась в одну знакомую ей «заложенну къщу», своеобразный маленький ломбард, куда в свое время носила и свои какие-то скромные украшения, и однажды обнаруженные после вечерней смены в ресторане на полу мужские часы (они оказались золотые, и приемщик дал ей за них целых двести левов!), и даже старый ноутбук, за который она выручила, смешно сказать, всего восемьдесят левов.
Красивый молодой парень, от которого пахло сладкими, чуть ли не женскими духами, скучал за прилавком. Увидев Мику, вздохнул – неинтересно, неденежно, скучно.
– Привет, Хасан. Вот, меня попросили продать. Говорят, белое золото. Платина.
Хасан посмотрел на Мику как-то странно.
– Ты давно без работы?
– Давно, а что?
– Не ожидал я от тебя такого.
– В смысле? – Кровь ударила ей в голову, она поняла, на что он намекает.
– Хасан, ты дурак, что ли? – По-болгарски это звучало довольно грубо, – Говорю же, меня попросили продать. Одна русская.
– А что же она сама не пришла? Туристка?
– Ну да. А почему это тебя так интересует?
– Да потому что это краденое, и у меня будут проблемы.
– Да ничего я не крала! Давай сюда обратно серьги!
– Никакое это не белое золото, это серебро, и, если не хочешь, чтобы я вызвал полицию или сказал кому следует о том, что ты пошла по кривой дорожке, забирай двадцать левов за серьги и уходи. Слышишь?
– Да это я позвоню Милену и расскажу, как ты меня тут оскорбил и обокрал…
– Я не знаю, о каком Милене ты говоришь, вернее, ты всякий раз грозишься каким-то знакомым полицейским, но я так думаю, что ты его просто придумала! Ну так что, берешь свои двадцать левов или я звоню в полицию?
– Отдай серьги! – Она выхватила сережки и бросилась к дверям. А так хотелось вернуться и ударить этого противного и алчного Хасана. С чего это он взял, что серьги краденые? Что в них такого? Все-таки наверняка платина с бриллиантами… Все, больше она никуда их не понесет. Пусть Женя сама ходит с ними.
Мике почему-то захотелось плакать. Но вместо этого она купила пачку «Карелии» уселась в сквере на скамейку и с наслаждением затянулась сигареткой.
Зачем Женя ищет отель? Странно как-то все это. Ни названия не знает, ни адреса. Что она там забыла? Может, у нее там встреча? Предположим, была здесь, в Варне, в прошлом году, познакомилась с парнем, потом они расстались, после помирились и договорились встретиться снова в том же отеле. Да только она ни названия не запомнила, ни адреса… Хотя название улицы она, может, и не вспомнит, но хотя бы где, в каком районе отель? Если в центре, то Милен ей скажет, он всю Варну знает.
Думая о предстоящей встрече с молодым полицейским, Мика волновалась. Он был красивым и добрым парнем, да только глубоко и прочно женатым. Заглядывал иногда к Мике в ее квартирку, мог задержаться на пару часов. Всегда приносил то мороженое, то конфеты. Уходя, всегда целовал ее в нос, как ребенка. Для таких вот редких свиданий у Мики в сумочке всегда была припасена пачка презервативов. Сегодня они явно не понадобятся. Да уж, и что делать с этой Женей? Как ей помочь?
Докурив, она поднялась со скамейки, перешла через дорогу, зашла в магазин и купила хлеб и две маленькие банички с брынзой.
Она никак не могла для себя решить, радоваться ей появлению в ее жизни (и квартире) русской или огорчаться. Кормить-то ее нечем. Да и ток скоро отключат за неуплату, что они тогда будут делать? Сидеть вечерами при свечах?
Так не хотелось возвращаться в больницу, где она все холодное время года работала уборщицей. Да, там никому нет дела до твоих больных и слабых рук, мой себе полы шваброй, и все. Никаких проблем. Утром она выпивала чашку кофе с сахаром, на обед забегала в соседнее кафе, где покупала себе горячий куриный суп с хлебом и чай, а вечером ужинала у себя дома подогретыми котлетами или брынзой. Комната небольшая, электрический камин хорошо прогревал комнату, да и одеяло было турецкое, набитое овечьей шерстью, теплое. Правда, счета за электричество всегда приходили большие, почти вся зарплата и уходила. А как она, скучая в больничных стенах, мечтала о весне и лете, когда она устроится официанткой поближе к морю, как окунется в мир праздных и ленивых туристов, как станет экономить, принося ночью домой полные контейнеры вкусной еды, как накопит денег, чтобы купить себе новые джинсы и куртку.
