– Иисусе, сэр, говорю вам, я не вас имел в виду! Вы на порядок лучше других; это любой скажет. Вы стараетесь связать книги с сегодняшним днем, и не ваша вина в том, что мы все равно тонем в прошлом, как этим утром с Титоном. Знаете, я не скажу, что прошлое – фигня, может, с возрастом оно станет невероятно важным для меня. Но оно мало значит для ребят моего возраста, вот в чем дело. И если мы о нем говорим, то лишь из вежливости. Думаю, причина в том, что у нас нет собственного прошлого – а то, что есть, мы мечтаем забыть, например: чему нас учат в школе, или что мы, дурачье, натворили…
– Что же, прекрасно. Это можно понять. Прошлое вам пока ни к чему, у вас есть Настоящее.
– Ох, Настоящее такая тоска! Я его просто презираю, нет – то, которое прямо сейчас, это исключение, разумеется… Чему вы смеетесь, сэр?
– Сейчас – si! Сегодня – no!
Джордж почти кричит, посетители оборачиваются.
– Выпьем за Сейчас! – И салютуя бокалом, выпивает.
– Сейчас – si! – Кенни смеясь, выпивает.
– Ладно, – подводит итог Джордж. – Прошлое безнадежно, в Настоящем ничего хорошего. Допустим. Но есть еще такая неоспоримая вещь, как Будущее; его не избежать и не стряхнуть, словно пыль.
– Верно, чего-то сколько-то точно будет. Но, может, совсем немного, благодаря ракетам…
– Будет смерть.
– Смерть?
– Именно.
– Поясните, сэр, я не понимаю.
– Я сказал – Смерть. Вы часто о ней думаете?
– Вовсе нет. Почти никогда. Зачем?
– В будущем – Смерть.
– А, да. Да, возможно, в этом что-то есть. – Кенни ухмыляется. – Только знаете что? Может, и правда прошлые поколения думали об этом гораздо больше. То есть в те времена парни боялись, что молодежь пошлют на очередную бойню, где их перебьют, а весь остальной люд целеньким останется дома – изображать патриотизм. Только больше этот фокус не пройдет. Теперь все будем жариться в одном котле.
– Но всегда будет причина ненавидеть тех, кто старше. За то, что прожили на несколько лет больше, пока всех не взорвали.
– Верно, почему нет? Может, и возненавижу. И вас тоже, сэр.
– Кеннет…
– Сэр?
– Чисто из социологического интереса, почему вы упорно обращаетесь ко мне «сэр»?
Кенни поддразнивающее улыбается:
– Я больше не буду, если не хотите.
– Я не сказал, что не хочу, я спрашиваю – почему?
– А вам не нравится? Хотя, наверное, никому не нравится.
– То есть никому из нас, стариков? – Джордж улыбкой пытается показать, что не обижается. Однако он видит, что символические отношения вырываются из-под контроля. – Ну, типичное объяснение будет в том, что мы не любим, когда напоминают…
Кенни решительно помотал головой:
– Нет.
– Что значит – нет?
– Вы не такой.
– Это, вероятно, комплимент?
– Может быть… Но дело в том, что мне нравится звать вас «сэр».
– В самом деле?
– Люди привыкли к притворной фамильярности. Будто нет никакой разницы между людьми – ну, примерно как вы объясняли это сегодня, о меньшинствах. Если мы с вами одинаковы – что мы можем дать друг другу? Зачем такая дружба?
«Он действительно понимает», – с удовлетворением думает Джордж.
– Но двое молодых могут дружить, разве нет?
– Тут другая проблема. Конечно, могут, по-своему. Но они всегда будут соперничать, оттеснять друг друга. Молодые, как известно, всегда состязаются друг с другом, вы разве не знаете?
– Да, положим, если не влюблены.
– Может, даже тогда. Может, в этом порочность… – Кенни запнулся.
Джордж ждет, полагая услышать какие-то признания о Лоис. Но не слышит. Кенни, несомненно, обдумывает что-то совсем иное. Он сидит, молча улыбаясь несколько минут, и – чистая правда – краснеет!
– Это, может, чертовски глупо, но…
– Ерунда, продолжай.
– Иногда, читая викторианские романы, думаешь, ни за что не хотел бы жить в то время, разве что… ой, черт… нет, не могу!
Он замолкает и, краснея, заливается смехом.
– Ну что за глупости!
– Знаю, то, что я хочу сказать, чушь полная! Но я бы хотел жить во времена, когда к отцу обращались «сэр».
– Ваш отец жив?
– Ну конечно.
– Почему же вы не зовете его «сэр»? Иногда так зовут и сейчас.
– Но не моего отца. Не тот человек. И потом, он не здесь. Сбежал от нас пару лет назад… Но черт!
– Что такое?
– Зачем я вам все выложил? Я что, настолько пьян?
– Не больше, чем я.
– Я, наверное, сбрендил.
– Послушайте, если хотите, забудьте о том, что рассказали мне.
– Я не забуду.
– Нет, забудете. Если я вам велю, значит, забудете.
– Серьезно?
– Клянусь, забудете.
– Ну, если так – ладно.
– Ладно, сэр.
– Ладно, сэр!
Кенни сияет от счастья. Он действительно настолько рад, что это смущает его.
– Знаете, когда я сюда пришел, я думал, вдруг мы с вами сейчас встретимся – я хотел кое о чем у вас спросить. Я не забыл… – Он залпом выпивает остатки в бокале. – Это насчет опыта. Нам говорят, чем ты старше, тем опытней, будто это что-то потрясающее. Что вы скажете, сэр? Думаете, опыт правда великое дело?
– Какой именно опыт?
– Ну, места, где побывал, встречи с людьми. Какие-то ситуации, с которыми знаешь, как справиться, если они вдруг повторятся. То, что с годами тебя делает мудрее.
– Я вот что вам скажу, Кенни. За других не могу отвечать, но лично я ничуть мудрее не стал. Конечно, со мной много разного случалось, но если ситуации и повторялись, даже если я думал: «Вот оно: опять», ничем мне опыт мой не помог. По-моему, я становлюсь только глупее и глупее. И это факт.
– Вы не шутите, сэр? Этого не может быть! То есть глупее, чем в молодости?
– Намного глупее.
– Будь я проклят… И весь опыт бесполезен? Вы хотите сказать, что с тем же успехом его могло не быть?
– Нет. Не совсем так. Вы не сумеете им воспользоваться, если и не пытаться, – но если у вас есть опыт, который вы можете применить, – это бесценно.
– Пошли купаться, – внезапно предлагает Кенни, словно их болтовня ему надоела.
– Ладно.
Кенни от души расхохотался.
