К этому моменту Шарлотта справляется с рыданиями. Еще пару раз шмыгнув носом, еще раз извинившись, она успокаивается.
– Интересно, когда все пошло не так…
– Ради бога, Чарли, какой в этом смысл?
– Конечно, если бы мы с Бадди остались вместе…
– Никто не скажет, что это твоя вина.
– Всегда виноваты оба.
– Как он сейчас, ты о нем что-нибудь слышишь?
– Как же, слишком часто. Они все еще в Скрентоне. Он сейчас без работы. А Дебби только что родила – в третий раз – еще одну дочку. Не представляю, как они справляются. Я пытаюсь убедить его не посылать мне больше денег, даже ради Фреда. Но когда дело касается его чувства долга, он упрям как осел, бедняга. Хотя дальше пусть он решает этот вопрос с Фредом, мое дело теперь сторона…
Короткая унылая пауза. Джордж утешительно хлопает ее по плечу.
– Как насчет еще пары глотков перед твоим жарким?
– Какая замечательная идея! – Она уже смеется. Но когда он забирает у нее бокал, с излишним пафосом гладит его руку. – Ты так чертовски добр ко мне, Джо.
У нее на глазах слезы.
Поднимаясь, совсем нетрудно сделать вид, что он ничего не замечает.
«Если бы меня угробил тот грузовик, – говорит он себе, удаляясь на кухню, – сейчас здесь был бы Джим, и он входил бы в эту дверь с бокалами в руках. Все так просто, именно так».
– Ну вот и мы, – говорит Шарлотта, – только мы вдвоем. Ты и я.
Они пьют кофе после ужина. Жаркое вполне удалось, хотя почти не отличается от привычного ему, так что отношение этого блюда к Борнео наверняка чисто номинальное.
– Только мы вдвоем, – повторяет она.
Джордж неопределенно улыбается, не зная, ждать ли чего-то посерьезнее или это расслабляюще-сентиментальное последствие алкоголя. Они уговорили на двоих полторы бутылки. Но тут, неспешно и задумчиво, как бы между прочим вспомнив свои обыкновенные женские хлопоты, она добавляет:
– Полагаю, через день-два нужно будет освободить комнату Фреда.
Молчание.
– Я думаю, пока я этого не сделаю, не поверю, что все окончательно решено. Нужно сделать что-то убедительное. Ты понимаешь?
– Да, Чарли, кажется, понимаю.
– Конечно, я отошлю Фреду все, что понадобится. Остальное можно куда-нибудь убрать. Под домом полно места.
– Ты намерена сдавать его комнату? – Джордж решает уточнить, ведь если так, это дело лучше обсудить.
– О нет, я не смогу. Только не чужаку, во всяком случае. Комната не слишком изолирована, это может быть лишь член семьи… Боже, надо отвыкать от таких слов, это лишь привычка… Но ты должен понять, Джо, это может быть только близкий мне человек…
– Конечно, я понимаю.
– Ты знаешь, это странно, но мы теперь в одной лодке. Наши дома слишком малы и в то же время слишком велики для каждого из нас.
– Как на это посмотреть.
– Да… Джо, милый… Можно спросить одну вещь? Я, конечно, не собираюсь лезть в твою душу, и все такое…
– Валяй.
– С тех пор как… ну, уже прошло какое-то время, – ты по-прежнему желаешь жить в одиночестве?
– Я никогда не хотел жить в одиночестве, Чарли.
– Ох, я знаю! Прости, я не об этом…
– Знаю, что не об этом. Но все в порядке.
– Я знаю, что для тебя значит ваш дом. Ты не собираешься куда-нибудь переезжать, а?
– Нет, всерьез нет.
– Нет… – (Немного тоскливо.) – Я так и думала. Наверное, пока ты там, ты чувствуешь себя рядом с ним, это так?
– Может, и так.
Она наклоняется, с душевным пониманием сжимая его руку. Затем тушит сигарету и, к облегчению для обоих, бодро заявляет:
– Не принесешь нам еще выпить, Джо?
– Сначала посуда.
– Да ладно, милый, подождет! Утром я вымою. Знаешь, мне даже нравится. Хоть чем-то занять свои дни. Ведь почти нечем…
– Не спорь, Чарли. Не поможешь, я и сам справлюсь.
– Ох, Джо!
Спустя полчаса они опять в гостиной, с полными бокалами в руках.
– Зачем притворяться, что не любишь? – вызывающе, с кокетливым упреком спрашивает она. – Конечно, ты должен скучать, конечно, хотел бы вернуться – ты сам это знаешь!
Это одна из ее излюбленных тем.
– Я не притворяюсь, Чарли, ради бога! Будто не знаешь, что я-то бывал там, и не раз – в отличие от тебя. Я не спорю, с каждым приездом мне нравилось там все больше. Честно говоря, теперь я считаю, что, возможно, это самая необычная страна мира – и самая удивительная смесь. Все меняется, и вместе с тем ничего. Вряд ли я рассказывал тебе, что в середине прошлого лета, когда мы с Джимом были в Англии – если помнишь, мы путешествовали по Котсуолду. Так вот, однажды утром мы приехали на мини-поезде в настоящую деревню из поэмы Теннисона – сонные долины, медлительные коровы, воркующие голуби, древние вязы – и особняк елизаветинских времен вдалеке за деревьями. А на платформе нас встречали два служителя в точно такой же форме, какую носили носильщики в девятнадцатом веке. Только эти были негры из Тринидада. А билетный контролер у ворот оказался китайцем. Я чуть не помер от восторга. До совершенства только такого финального штриха здесь и не хватало.
– Не думаю, что это мне понравилось бы, – говорит Шарлотта.
Какой удар по ее романтизму, еще бы. Он нарочно поддразнивает ее. Только ее трудно сбить с толку. Она жаждет продолжения, пребывая в мечтательно-хмельном настроении.
– А потом вы отправились на север, – напоминает она, – осмотреть дом, где ты родился, да?
– Да.
– Расскажи мне о нем!
– Ох, Чарли, – я уже сотню раз рассказывал!
– Расскажи еще раз – пожалуйста, Джо!
Она настойчива, как ребенок, и Джордж редко ей отказывает, особенно после нескольких бокалов.
– Раньше это была ферма, представляешь. Построена в тысяча шестьсот сорок девятом – год, когда был обезглавлен Карл Первый…
– Тысяча шестьсот сорок девятый! Ах, Джо! – ты только представь себе!
– Там, в окрестностях, есть еще несколько ферм, намного старше… Дом, конечно, не раз перестраивали. Нынешние его обитатели – его хозяин, телевизионный продюсер из Манчестера, – практически переделали все внутри. Добавили лестницу, еще одну ванную, модернизировали кухню. Потом они писали мне, у них теперь центральное отопление…
– Какой ужас! Должен быть закон по защите таких прекрасных старых зданий. Это же безумие – модернизация всего на свете! Подозреваю, они подцепили такую моду в этой чертовой стране.
