Дед Мороз посмотрел внимательно на Машу, которая впервые за долгие годы потеряла дар своей язвительной речи.
– Так что теперь, Павел, играй сколько хочешь. Я тебе разрешаю. С Новым годом всех!
Варя кинулась Деду Морозу на шею.
– Спасибо, Дедушка!!! Я так верила!!! Папа, сыграешь мне, как тогда, в переходе? И играй мне каждый день, я тебя так люблю!
Она схватила скрипку и прыгнула к Павлику.
Павлик проглотил комок в горле. Он и правда как-то шел с Варей с кружков и увидел девочку, играющую в переходе. Выпускник музыкальной школы взял инструмент и сыграл… Так сыграл, что весь шумящий людской поток застыл, как Нева зимой. Варя смотрела на замерших людей и понимала: ее папа – волшебник! Настоящий.
Павлик не играл давно. Деньги этим заработать было невозможно, а дома звук скрипки считали вредоносным. Свою он кому-то в итоге подарил. Так все Варе и объяснил.
Он не думал, что дети – это те же взрослые, только добрые.
Через час пьяные Деды Морозы и родители Вари, чередуя слезы и смех, в деталях разобрали историю с пальто, изумились продуманности Божественного промысла (даже паспорт Павлика нашелся не вместе с пальто, а только в тот день утром в машине Деда Мороза, он там выпал). Последний тост был за второго Деда Мороза, который, взяв коробку, предназначенную Ирочке, поехал ее поздравлять. Она была его сестрой, одинок был Дед Мороз, но твердо решил начать думать о своих пока еще не родившихся, но очень теперь долгожданных детях.
В полночь Павлик взял в руки скрипку и сыграл для Вари, сидящей под самой елкой. А Маша мысленно задала Деду Морозу вопрос.
– Дедушка, а что я в этом году сделала не так, чтобы сегодня получить от дочки рисунок, от мужа шапку, а от тебя ежедневную теперь собаку и скрипку?!
Ее Новый год не задался. Ну, надо было хорошо себя вести…
Снег
Витя с трудом поднялся с кровати. Голова привычно кружилась, хотелось лежать без движения, но он собрался с силами. Похороны его давнего студенческого друга проходили на каком-то заштатном кладбище. Вроде бы перед смертью все равны, но географию и деньги не обманешь. Поэтому к малообеспеченным гражданам, неудобно размещающимся на вечный покой, приходит до неприличия мало людей как на сами похороны, так и потом на годовщины.
Так вот, Витиного друга юности Борю хоронили именно неудобно. Если не на машине, то на метро – час и потом еще маршрутка минут со рок.
Маршрутка, идущая на кладбище. В них почему-то практически никто не разговаривает громко по телефону. Да и водители почему-то вежливее, чем в обычных. Хотя, может, нам так кажется.
Витин водитель буркнул: «Кто же сюда ездить-то будет…»
На улице было уже морозно и пока бесснежно. Витя даже как-то вдруг стал поживее себя чувствовать. Он в последнее время редко выходил надолго, а тут такая прогулка. Гостей пришло немного, хотя Боре было-то всего сорок девять. Обычно в таком возрасте если отчаливаешь, живы многие, поэтому похороны многолюдны. Но не в этот раз. Холодно, далеко, бедно.
Витя поймал себя на мысли, что хочет проснуться; он не мог поверить, что Боря умер. Вспомнил последний разговор с другом. Прошло всего четыре дня, а ему казалось – вообще пара часов. Последний раз они встретились в хосписе. Болтали.
– Ну как ты? А кстати, ты почему уже здесь? Я так понимаю, можно было бы дома пока…
– Можно, но я тут договорился, приняли пораньше. Подготовлюсь, так сказать, прочувствую атмосферу, мне так лучше, если честно.
– Своих не хочешь мучить, да?..
– Да. Они как посмотрят, так мне… Я тут, знаешь, стал мастером успокоения близких и друзей уходящих. Иногда мне кажется, это у них рак, а не у меня. Надеюсь, тебя успокаивать не надо, ты всегда был непробиваемый.
– Я и не собирался тут страдать и тебе сочувствовать, особенно когда медсестру увидел.
– Ты еще мой обед не видел! Честно скажу, я не помню, когда настолько размеренно жил последний раз: сплю по часам, ем тоже по часам.
– Может, поменяемся местами?
– Ой не-е-е, меня твоя Маринка в гроб за три дня вгонит, а тут мне врачи целых два месяца дали.
– Всего два…
– Ну да. Не разбежишься. Но у меня план по сериалам есть, которые я так и не посмотрел, литературу тоже хочу подтянуть, а то мало ли, на том свете библиотека, как в отеле…
– С авторами зато лично пообщаешься, это интереснее.
Мужчины засмеялись.
– Да мне организационно надо много что закрыть, если серьезно. Сдаю жизненный, так сказать, отчет. Вдруг выяснилось, что земля на даче оформлена криво, с акционерами кое-какие неясности есть, плюс у Сереги вопрос с поступлением. Короче, у меня тут расписано все по минутам до самого конца, хотя могу, конечно, умереть раньше срока. На том свете скажут «недоношенный». Ну, надеюсь, выходят уж как-нибудь.
– Это смешно, это я запишу. Может, тебе помочь чем? Ты говори!
– Нет, вот это смешно, а не то что мертвец недоношенный. Поможет он. Ты мне, конечно, как брат, но мы оба знаем, что если ты начнешь моими делами заниматься, то я и без земли останусь, и без бизнеса. Просто в гости заходи. Хотя нет, будет минутка, этой сволочи Ширину дай в табло, только не убей.
– Это запросто. Он и правда скот редкий, у самого руки чешутся. Убил бы. Но поберегу твое тамошнее спокойствие.
– Мое?
– Ну представь: я Ширина убью, и вы там сразу с ним увидитесь. То есть мы с тобой – хрен знает когда, а ты с ним – сразу. И мне обидно, и тебе неприятно.
– Лейкин, ты не ссы, я тебя сразу там увижу. Умру, зачекинюсь, как молодежь говорит, и сразу ты следом за мной.
– Почему? Думаешь, я тоже…
– Нет, конечно, я уверен, ты еще сто лет проживешь. Но пойми, там так все устроено, что время течет по-другому. Здесь года – там секунды, как в космосе. Сколько бы ты ни прожил, я тебя сразу увижу, даже соскучиться не успею. И меня там, ну, к примеру, баба Тома тоже не ждала все эти годы. По ее времени я почти сразу за ней приду.
– Ни хрена себе… Это кто тебе сказал? Или прочел где?
– Прочел в книжке одной. Как ты понимаешь, я тут в этой теме поднатаскался.
– Ну очень даже может быть… Подожди, тогда следующий вопрос: а как же ты меня узнаешь, я же старый буду?
– Лейкин, там не идиоты сидят, я тебя увижу таким, каким видел в последний раз. Это тоже такой фокус. Не понял, как устроено, но толково. Вот, допустим, бабу Тому я увижу там старой, а она меня – таким, каким я был десять лет назад, когда она умерла. А ее мама бабу Тому увидит девушкой молодой. Так что ты хоть пол поменяй, прибудешь ко мне мужиком, да еще относительно молодым. Бороду только сбрей.
– Бороду… э-э-э-эх… А мне нравится…
