– Марк Иосифович сказал, что с деньгами у вас никогда не будет проблем, что вы слишком талантливы и беспринципны, чтобы быть бедным. А вот чего-то настоящего, чего-то своего и незаменимого вам явно не хватает. Людей вы не очень любите, может быть, полюбите картины, ну или людей через картины. И потом он понимал, что так вы минимум десять лет будете о нем помнить. И, помимо Кончаловского, для вас есть еще пара работ… поинтереснее. Я бы сказал, помеждународнее.
Чеширский кот вернулся, и на этот раз без пилы.
– Уверен, автора даже вы знаете. Его все знают. Но тут я все-таки подожду сорокового дня. Маше тоже будет небольшой ювелирный сюрприз. Мы же никуда теперь не спешим?
Славик вновь ощутил себя ребенком, который впервые сел со взрослыми биться в преферанс и не мог не восхищаться их продуманными решениями. Папа приучал его к своим играм с ранних лет, и, надо сказать, их партнеры по картам могли бы составить отдельную энциклопедию выдающихся личностей своей эпохи. Славик утонул в воспоминаниях и ответил мечтательно.
– Нет. Теперь точно не спешим.
Но быстро вернулся в панику.
– Игорь Сергеевич, а что будем с похоронами-то делать?..
– Попробую за завтра через американских товарищей достать пепел из могилы и переслать сюда.
– А если не успеем?! Перенесем всё?
Славик при всем своем цинизме побоялся предложить план «Б». А вот самый близкий Марку Иосифовичу человек, его адвокат – не побоялся. Он даже впервые за все эти дни пришел в негодование.
– Вячеслав Маркович, вы вообще в своем уме? Что значит ПЕРЕНЕСЕМ?! Это вам не свидание с девушкой, это похороны вашего отца и моего ближайшего друга, это событие, оно не переносится! Не успеем – значит, похороним воздух. Чистый московский воздух. Потом довезем прах. Нельзя земные дела отменять в угоду небесным. Это так…
Игорь Сергеевич искал слова и перебирал пальцами. Нашел их не сразу, но зато точные.
– Так не по-московски.
Железнодорожный беглец
История, рассказанная мне проводницей. Как вы знаете, поезда иногда останавливаются. Граждане выходят посмотреть на перегон, перекреститься, что живут в городе, а не на этом пустыре, или, наоборот, взгрустнуть о суетности мегаполиса и очаровании провинциального неспешного бытия. И конечно, все по традиции ждут бабушек с пирожками или детей с квасом. Теперь все чаще приходят бабушки с пепси и дети со сникерсами. Тем не менее есть один момент, всех объединяющий. Время стоянки. Это как часы Золушки. Три минуты. Тридцать минут. Не важно. Секунда опоздания – и стоишь в тапках на морозе, смотришь в хвост уходящего вагона.
Итак, мужчина ехал – не скажу откуда и куда. Засел к проводнице и излился тоской. Возвращался из командировки домой к супруге, по его словам, женщине трогательной, но удушающей. Заела мужа до крошек. Залюбила. Зазаботила. Так бывает. И вот остановка. Даже с каким-то вокзальчиком, на который можно метнуться в буфет. Дедлайн – десять минут. Проходит пять. Пассажир возвращается. Мечется. Обращается к проводнице:
– Простите, вам ведь можно доверять?
– Можно.
– Я в буфете друзей нашел. Останусь я на этой станции. Все вещи передайте жене. Она меня встречать будет. Паспорт в пальто. Вы уж сберегите. Я его брать не буду, чтобы, пока она мне его пришлет сюда, хотя бы дня два-три прошло, а куда я без паспорта отсюда уеду. Деньги тоже в кармане пальто. Я немного возьму, вот вам, кстати, на Восьмое марта.
– Оно через полгода, и не надо мне денег, я и так вас не сдам. Вы же домой потом вернетесь?
– Конечно! Я просто дух переведу! Я жену люблю, просто… ну… вы понимаете! Портфель мой тоже сохраните, пожалуйста, там бумаги кое-какие по работе.
Дело было в 80-х, и тогда о терроризме никто не знал, поэтому и посылки передавали, и к таким ситуациям спокойно относились: что там у командировочного может быть в вещах? Сейчас, наверное, в таких случаях багаж с поезда снимают (интересно, кстати, надо узнать). Проводница тем не менее все проверила и мужика заботливо выпроводила.
– Идите уже, а то не успеете, скоро поедем. И смотрите, вы мне обещали!
– Честное слово! Сам к вам приеду на вокзал, вы же все время на этом поезде, значит, найду вас!
Пройдоха забежал в купе, вернулся, собрался выйти, но был остановлен бдительной проводницей.
– Вы совсем, конечно, непутевый. Вырядились как в ЗАГС. Снимите рубашку и брюки. Останьтесь в пиджаке на майку и тренировочных. Пиджак, майка, тренировочные и ботинки. От поезда только так отстают. У вас жена же не дура.
Обалдевший «Штирлиц» исполнил приказание. Через пару недель беглец явился к поезду уже по месту окончательного прибытия, отыскал проводницу, подарил букет, конфеты, сказал, что это были лучшие дни за долгие годы: жил он у друзей в сельском доме, питался как в раю, спал как ребенок, у деревенских женщин вызвал живой интерес, хотя и не воспользовался им, за что его особенно зауважали и немедленно предложили работу в местном колхозе (он им там еще и пересчитал что-то грамотно), подрался один раз. Через четыре дня жена сама привезла ему паспорт и деньги. Встречал ее на станции вместе с новыми друзьями. Все уговаривали их переехать. Не уговорили.
Я у рассказчицы-проводницы, женщины мудрой и рассудительной, спросил:
– Как думаете, почему она ему помогла?
– Из женской солидарности.
– Как это?
– Ну поняла, наверное, что если этому мужику выдохнуть не дать, то наломает дров, хуже будет. Сбежит еще, не дай бог. А так пожил в деревне, соскучился по дому и успокоился, да и для здоровья полезно.
Как же далеко от нас те времена тихого угасания СССР. Мрачные, скудные, несвободные, но при этом в чем-то более человечные и простые, чем наши. Хотя, может, дело всего лишь в том, что о любом «бывшем» или «бывшей» через какое-то время после расставания вспоминаешь только хорошее. О «бывшей» своей стране тоже.
Девочка, которая всегда смеялась последней
Неприятный разговор. Сложный. Каждый вечер откладываешь его, и поэтому дни начинают лететь с особенной скоростью. И вроде бы вменяемый адекватный мужчина, должен понимать, что сама собой ситуация не разрулится, не прилетит волшебник в голубом вертолете и не объяснит жене, что он хочет с ней развестись, потому что полюбил другую. А здорово бы было, да. Вернулся домой. Она ждет его с праздничным ужином и словами: «Ты не представляешь, как я рада, что ты наконец нашел свою любовь! Мы прожили несколько прекрасных лет, останемся друзьями, желаю счастья». Но так бывает только в галлюцинациях на фоне передозировки. В реальности нужно собраться и как-то начать.
– Наташ, хотел поговорить.
Тридцатипятилетний Григорий Розин выбрал, честно признаемся, не самое лучшее время и место для объявления жене Наталье новой вводной относительно их дальнейшей жизни. Супруги с шестилетним стажем лежали в постели, на часах торжественно застыло 23.59. Через минуту наступит понедельник, и длинные майские выходные превратятся в тыкву.
