* * *
— Тридцатый километр, — объявил Дахно. — Теперь первый поворот направо.
Федор достал рацию и с кем-то переговорил.
— Во дворе — трое, — доложил Федор, — в доме — не меньше двух. Никто не приезжал. Ваши парни, — обратился он к Дахно, — тоже на местах.
— Ковров, конечно, сообщил, что со мной торговцы, — сказал Дахно. — Они приготовились и вас заодно со мной в один ковер закатать.
— Большой ковер надо, — подал гортанный голос кавказец.
Свернули с шоссе, с километр катили по асфальту через лес и через проходную въехали в небольшой поселок.
— Все, что ли, в дом полезем? — поинтересовался Юрий Борисович.
— А что? Вы — торговцы, — сказал Дахно. — А Азат всегда со мной, они знают.
— Больно у него вид страшный, — сказал Филимонов, и Азат ухмыльнулся.
— Мне с вами? — спросил Федор у Филимонова.
— Твое дело те, кто возле дома. Со мной Саша пойдет.
— Как скажете, — согласился Федор. — Тех, что во дворе, уже разобрали. Только свистни.
— Вот ты и свисти, — предложил Филимонов.
— Если что, — сказал Саша, — я без глушителя выстрелю — услышите. Тогда — штурмом будете брать.
— Думаешь, успеешь глушитель свернуть? — ехидно спросил Федор.
— Я стрелять не собираюсь, — спокойно ответил Саша.
Федор покачал головой, но промолчал.
Проехали еще метров двести. Степан Григорьевич показал на высокий зеленый забор.
— Вот там. Приехали.
— Тормозни, — попросил Федор. — Я здесь выйду.
У ворот Саша просигналил. В окошечке калитки мелькнуло лицо, и ворота раскрылись.
Хрустя гравием дорожки, они подъехали к дому, окруженному высоченными соснами. На крыльце стоял, приветливо улыбаясь, Никольский.
— Главный! — коротко бросил Дахно и первым полез из машины.
— Заходите в дом, гостями будете, — тоном доброго хозяина говорил Никольский, пожимая всем руки и представляясь помощником Коврова.
— Сам что, еще не приехал? — озабоченно спросил Дахно, и Саша отметил его выдержку.
— С минуты на минуту! Только что звонил — в пробке застрял. Пройдем в кабинет, там прохладно, кондишен работает.
Они прошли пустую прихожую, затем столовую, в которой на стуле у двери сидел только один парень, будто бабушка смотрительница в музейном зале.
Никольский распахнул дверь в кабинет и сделал широкий жест, приглашая.
В уютном кабинете с огромным окном в сад сидел небольшой жилистый паренек, который пружинисто вскочил, едва они зашли.
— Костя, обслужи гостей! Водички, пивка или чего покрепче? — предлагал Никольский.
— Некогда распивать! Юрий Борисович, — обратился Саша к Филимонову и показал на часы, — у нас времени в обрез! На складе ждут!
— Да садитесь вы! — уже нетерпеливо сказал Никольский, указывая на широкий диван у стены. — Анатолий Леонидович уже на подъезде.
Дахно и Филимонов уселись на диван, Азат примостился на стуле у письменного стола и оказался как раз между Костей и сидящими на диване. Молодец, похвалил Саша. Сам он продолжал топтаться, всем видом выражая нетерпение.
— Сядьте, наконец! Не маячьте! — с едва скрытой злобой прокаркал Никольский.
— После вас! — дурашливо парировал Саша.
Никольский ухмыльнулся и сел спиной к окну. «Грамотно устроился, — отметил Саша, — спиной к свету. А ты позлись на меня, позлись! Злость в твоем деле не помощница».
Сам он ногой шумно придвинул к себе стул, недовольно плюхнулся на него, свесив руки, и уставился в окно. Правой ладонью он незаметно придерживал рукоятку тяжелого десантного ножа, лезвие которого пряталось в рукаве. Мужик опытный, оценивал Никольского Саша, но в годах и весу лишнего набрал. Лет пять назад с ним было бы трудно.
— Так как насчет выпить? — снова спросил Никольский, указывая на урчащий в углу холодильник.
— Нет, спасибо, — за всех ответил Филимонов.
— Ну, вот и едет! — прислушиваясь, воскликнул Никольский и, встав, обернулся к окну, одновременно небрежно запуская руку под пиджак и почесываясь. Едва он обернулся, держа в руке пистолет с набалдашником глушителя, Саша метнул нож. Тут же дважды хлопнуло. Филимонов охнул, дернувшись, будто его пригвоздили к дивану. Костя молча мешком свалился со стула, а Никольский, хрипя и шатаясь, чудовищно скосил глаза на торчащий из шеи нож. Через секунду он упал, выронив пистолет. Азат, будто почуяв, кошкой метнулся к двери и ногой резко и сильно распахнул ее. «Музейная бабушка», получив дверью по лбу, отлетел на середину комнаты, выронив автомат. Азат немедля хладнокровно выстрелил.
Костя оказался проворнее и успел опередить Азата, выстрелив в Филимонова. Тот, морщась, ощупывал закрытую бронежилетом грудь.
— Будто ломом врезали, — отдуваясь и слегка заикаясь, вымолвил Юрий Борисович. — В рубашке дыра!
— Извини, — Азат приложил руку к сердцу, — не успел. Там совсем светло, — он показал на окно, — сразу не видел.
— Такой у них был расклад, — сказал Саша. — Этот Костя вас, Юрий Борисович, и Азата держал, а тот отвечал за Степана Григорьевича да за меня. Третий — на стреме. Как зашумят, он должен был появиться, как чертик из коробочки, и, если надо, подчистить.
— Эту паскудину Коврова, — зловеще прошипел бледный Дахно, — я сам, вот этими руками удавлю. Но медленно, ме-едленно, со всем моим удовольствием.
Его покрасневшие маленькие глазки и громоздкое тело в эту минуту напоминали разъяренного дикого кабана.
— Спасибо, братцы, — прочувствованно сказал Филимонов. — Я ни сообразить ничего не успел, ни разглядеть. Раз-два, и один на полу, как куль, а другой — с железом в глотке. Ну, мастера! Зато я испытал средство защиты. Вещь!.. Если б не он — тю-тю, Юрик! — вполголоса добавил Юрий Борисович, ковыряя дыру в рубашке.
В доме загремели шаги. Азат проворно подобрал лежащий в соседней комнате автомат и, вернувшись, прикрыл дверь. Саша достал пистолет и передернул затвор.
— Есть кто живой? — прокричал Федор.
В кабинет вместе с ним ввалились еще с десяток парней, федоровцев и дахновцев, у всех наготове пистолеты с глушителями.
— Все целы? — спросил Федор и, заметив тело Никольского, присвистнул. — Чистоделы! Ты? — он обернулся к Саше.
— Он! — гордо ответил Филимонов. — Что у вас?
— И у нас чисто. Пятерых в гараж свалили. Там яма большая. Этих тоже туда?
— Вали до кучи! — махнул рукой Дахно.
Саша поздно заметил, как один из федоровских ребят открыл холодильник и достал банку пива. Он уже приложился к ней, когда Саша отчаянно крикнул:
