А тут в окно увидела, что кордон сегодня так себе – дежурят две субтильные восьмиклашки, и учителей поблизости не видать.
Однако в этот раз меня ожидал другой сюрприз…
Прямо возле расписания висела стенгазета. Какая-то сволочь изобразила меня, ну то есть не меня, а косолапого уродца, но приписала, что это я, такая-сякая, тунеядка и паразитка. Нисколько не сомневаюсь, кто автор этой гадости. Конечно же, наш дивный комсорг. Все слова прямо его. Ну рисовал наверняка не он, но по его наказу. Отомстил по-комсомольски. Гад!
И такое меня зло взяло на этого лощёного придурка. Какое он право имел так меня позорить на всю школу?
Я дёрнула за верхний край ватмана, по полу посыпались кнопки. Хотела разорвать это художество, но неожиданно те самые восьмиклашки-дежурные кинулись на меня как две вороны. Едва отбилась, но поганую газету всё же порвала. А потому что нечего про меня всякие гадости писать!
Глава 9. Таня
На уроки я не пошла. Какие уж тут уроки, когда меня так и разрывало изнутри. Вылетела пулей из школы и, наверное, целый час бесцельно кружила по улицам, пока не продрогла насквозь.
В мыслях я сто раз обругала всеми словами комсорга-идиота. Попадись он мне – я бы и в глаза ему всё высказала. И плюнула бы ему под ноги. Сволочь!
Домой почему-то идти совсем не хотелось. Сама не заметила, как оказалась возле ПТУ. Сначала хотела проскочить мимо, но сзади окликнули:
– Таня!
Пришлось остановиться, развернуться. На крыльце училища толпились парни, курили под навесом, втянув головы в поднятые воротники курток, зябко переминались. А среди них – мой Славка. Он меня и позвал.
Я стояла в стороне, ожидая, пока не спеша, вразвалочку подойдёт ко мне Славка.
– Какие люди! – улыбнулся.
Улыбка у него кривая. Губы будто уползают в одну сторону и чуть-чуть вверх. И нос у Славки скошен – в армии, говорит, сломали. Вот и получается: нос – в одну сторону, губы – в другую. Комично и страшно одновременно.
– Давно не виделись, Танюха. Какими судьбами? У тебя же вроде уроки?
Со Славкой у нас давняя история. Познакомились три года назад, мне было четырнадцать, ему – семнадцать. Сначала просто гуляли в одной компании, переглядывались многозначительно, но он молчал, а я – тем более. А едва ему исполнилось восемнадцать – пришла повестка. Вот тогда он и признался мне в любви и впервые поцеловал. А ещё спросил: «Будешь меня ждать?».
Я и ждала поначалу. Даже письма глупые в часть писала. А потом погиб папа, и вся эта романтика стала даром мне не нужна. Таким всё это показалось мелким и даже фальшивым, что противно было вспоминать. Однако, по мнению Славки, я всё равно его ждала и дождалась – ведь ни с кем другим не гуляла. Вернулся он прошлой весной. Со сломанным носом и возмужавший – прямо не узнать. Мотоцикл себе купил с рук, всё лето гонял на нём, а осенью пошёл учиться в ПТУ, планы у него серьёзные. На мой счёт – тоже. Так и говорит: отучусь, устроюсь на работу, поженимся.
Мама переживала, особенно после того, как ей про нас напела Раечка. Даже беседы профилактические заводила. Смешно было слушать, как она, краснея и бледнея, призрачно намекала, мол, Вячеслав уже взрослый, он мужчина, а ты, Таня, девчонка совсем… ему нужно одно, а тебе другое… последствия могут быть серьёзные…
В конце концов мне надоели эти её пространные разглагольствования, и я сказала прямо, как оно есть:
– Мы со Славкой не спим, только целуемся, остальное – после свадьбы.
– И он не…? – растерялась мама.
– Конечно, «не». Он сам сказал: ты меня ждала, теперь я тебя подожду.
И тут я даже ничуть не соврала. Славка и правда так говорил. Он вообще хороший, несмотря на свою слегка хулиганскую наружность. Но… чёрт возьми, всегда есть это «но», которое не даёт покоя.
В моём случае это тоска. Мне стало скучно с ним. Его рассказы меня не занимают, его шутки не смешат. Раньше, до армии, так не было, но вот сейчас…
Наверное, поэтому я стала избегать встреч с ним, ссылаясь то на Катьку, то на уроки. И надо же столкнуться теперь в самый неподходящий момент.
– Тань, ты чего молчишь? – Славка смотрел пристально и серьёзно, но губы всё ещё кривила улыбка, похожая на гримасу. – Ты же в школе должна быть?
– Должна, – согласилась я.
В общем, не знаю, как так получилось, но слово за слово, и я всё ему выложила: и про стенгазету, и про комсорга. Особенно – про комсорга.
– Обидел, значит… – Славка нахмурился. – Ну хочешь, разберусь с ним?
Я посмотрела Славке в глаза. С минуту молчала, сомневаясь. А потом с вызовом сказала:
– Хочу!
***
Я места себе не находила – так гадко на душе давно у меня не бывало.
За ужином малодушно соврала маме, что в школе всё в порядке. Но даже не эта ложь угнетала больше всего, и не страх, что завтра всенепременно аукнется порванная стенгазета. Хуже всего становилось от мысли, что я натравила Славку на комсорга.
Шевцова мне не жалко, нет. Даже если Славка отлупит его – то и поделом. Просто было что-то подлое в самой этой просьбе. Подлое и пакостное. И такой я себе очень не нравилась.
В конце концов решила, что завтра после уроков сбегаю к Славке и попрошу, чтобы тот не трогал этого пижона.
Глава 10. Володя
На следующий день Ракитина заявилась в класс с таким видом, будто плевать хотела на всех с высокой колокольни. Спрашивается, есть вообще у человека совесть? Спасибо, хоть не опоздала.
Однако хорошо тому, кто имеет подобную броню, подумалось мне. Я бы на её месте переживал, мучился, со стыда помирал, а ей – хоть бы хны. Легко, наверное, таким живётся…
Привычный галдёж на миг смолк, все уставились на неё: кто – с любопытством, кто – с немым укором. Хотя не очень-то и немым. Девчонки тут же начали возбуждённо перешёптываться.
Костя Валовой, местный шут, изобразив испуг, отпустил реплику: «Трепещите, бойтесь, прячьте рожи».
Ракитина на его интермедию и бровью не повела. Прошла за свою парту, небрежно швырнула на стол сумку, достала учебник. Сумку сдвинула в сторону, уселась сама, подперев щёку рукой. Демонстративно приготовилась скучать. Даже глаза к потолку возвела, а потом вдруг скосила на меня, и я от неожиданности растерялся, точно пойманный врасплох. Сразу же отвернулся, как будто это не она, а я накануне опозорился. Чёрт-те что! По-хорошему, мне стоило бы подойти к ней, высказать прямо, но… я будто к стулу прирос.
