Раечка заранее велела всем девчонкам после уроков остаться – мыть и заклеивать окна в классе на зиму. Последним у нас как раз была литература в нашем кабинете.
Девчонки, как только урок закончился, сбились в стайки и загалдели: у кого вёдра, где брать мыло и тряпки, кому какое окно мыть.
Ракитина молча поднялась, взяла сумку и демонстративно вышла из класса.
– Раиса Ивановна, – сразу встрепенулись девчонки, – а Ракитина что, у вас отпросилась?
На самом деле Раечка её уход проморгала и теперь злилась. Пухлые щёки и шея покрылись алыми пятнами.
– Это просто неслыханная наглость! – возмущалась она. – Вот так в открытую не повиноваться! Я этого так не оставлю!
Я догнал Ракитину возле гардероба.
– Ты почему уходишь?
– Надо. У меня дела, – заявила она и попыталась меня обойти.
Я выставил руку в сторону и, упершись ладонью в косяк, заслонил проём.
– У всех дела, но тем не менее все остались заклеивать окна, чтобы и тебе, между прочим, зимой было тепло.
– Я сейчас умру от благодарности, – съязвила она. – Дай пройти.
Я не сдвинулся с места. И некстати совсем подумалось, что впервые вижу её так близко. И глаза у неё, оказывается, необычного цвета – янтарного, с тёмными крапинками на радужке.
– Обойдёмся без таких жертв. Лучше вернись в класс и поработай вместе с другими.
Ракитина посмотрела на меня зло. Зрачки сузились, превратились в две крохотные колючие точки.
– Комсорг, ты с дуба рухнул? Я же сказала – у меня срочные дела. Дай пройти! Я не обязана заклеивать ваши дурацкие окна! Рабство отменили сто двадцать лет назад!
Ракитина двинулась вперёд, тараном, толкнулась грудью в мою руку. Я, понятно, сразу руку убрал. Хотя правильнее было бы сказать одёрнул. Ещё и в жар меня бросило.
Ничего больше ей не сказал, развернулся и ушёл – потому что подозревал, что позорно краснею. Не очень-то хотелось, чтобы она это видела.
Однако же какая она наглая! Коллективный труд – это рабство? Типичная философия тунеядцев и единоличников. В прежние времена её бы за такие слова… в общем, обычной выволочкой она бы не отделалась.
Раечка метала громы и молнии:
– Володя, это уже переходит все границы! Надо что-то делать! Может, соберёшь летучку?
Я кивал, соглашался, а сам никак не мог прийти в себя. Сердце так и бухало. И мыслями я точно был не тут, не с Раечкой.
Злился на себя, а всё равно думал о Ракитиной. В голове творился полный кавардак. Она меня выводила из себя, как никто. Задним числом на ум приходили слова, хорошие, хлёсткие. Только где они были раньше, в нужный момент? А ведь обычно я не теряюсь. И это прикосновение её груди, эта упругая мягкость… Стоило вспомнить то мимолётное ощущение – и кровь вскипала, обжигая вены.
После школы пошёл на плавание. Ну как пошёл? Домчал до спорткомплекса за четверть часа – в два раза быстрее обычного. И в бассейне нарезал круг за кругом так яростно и неутомимо, будто на рекорд шёл. Но, конечно, мне было не до рекордов, мне хотелось избавиться от стыдных мыслей.
В общем-то, получилось. В конце концов измотал себя так, что еле плёлся домой. И больше хотел есть и спать, чем что-то там ещё.
Но как быть с Ракитиной?
А никак. Наплевать да забыть. Мне и без неё есть, чем заняться.
Глава 6. Володя
Наплевать и забыть не получилось.
Спустя несколько дней после того, как Ракитина отказалась заклеивать окна, в вестибюле, на широченном стенде, прямо рядом с расписанием, вывесили «Молнию» – общешкольную стенгазету, где обычно продёргивали всех отличившихся.
Рисовала газету Галя Бакулина по поручению комитета комсомола. И нарисовала очень талантливо, надо сказать. Вроде и карикатуры, а узнаваемы. Ну я, во всяком случае, ещё не читая, сразу признал Ракитину в глазастом человечке, развалившемся на диване. А ниже шёл разгромный текст.
Если вкратце – о том, что некоторые личности без стыда и совести прохлаждаются, пока их товарищи помогают стране с уборкой урожая; поплёвывают в потолок, пока другие моют окна и трудятся на общее благо. Ну и всё в таком духе.
Статья заканчивалась риторическим вопросом: разве достойны такие, как ученица 10 «А» Татьяна Ракитина, быть комсомольцами? И снова тот же глазастый кривоногий человечек, только теперь он не лежал, а жалко ёжился у стенки под прицелом грозного товарищеского перста.
Заголовок тоже бил наповал: «Позор паразитам! Тунеядцам – бой!».
В «Молнии» вскользь прошлись и по другим нарушителям, но главной звездой выпуска была всё же Ракитина.
Народ толпился у стенда, обсуждая и посмеиваясь. Кто-то оценил карикатуры: «А что? Похожа!».
Ему поддакнули: «Да вообще один в один – Ракитина!».
Третий заметил: «Только ноги у неё на самом деле не кривые» и получил ответ: «Это её за тунеядство наградили».
Сама «звезда» стенгазету увидела не сразу. Опять опаздывала. Не понимаю – разве нельзя выйти из дома пораньше и прийти вовремя? Или она намеренно всех злит?
На первый урок она так и не явилась. Заболела? Или прогуливает?
Ну а после второго урока школу облетела новость: ЧП! Ракитина избила двух восьмиклассниц!
Честно говоря, я в первый момент попросту опешил. Такого не ожидал даже от неё.
Класс взбудораженно гудел, обсуждая подробности. Раечка стенала и пила валерианку, судорожно хватаясь за сердце. А я напряжённо переваривал услышанное.
Если всё так, как говорят, то Ракитина законченная дура. Ведь и без того по краю ходит, и всё равно ей неймётся. Как будто намеренно портит жизнь всем: и себе, и людям. Класс позорит, лишние неприятности создаёт. Непонятно только – чего добивается? Чтобы её из комсомола выгнали? Или сразу из школы исключили?
Впрочем, это был бы выход. Все бы сразу спокойно вздохнули. И я бы вздохнул.
И, кстати, где она?
***
В кабинете директора организовали стихийное вече.
