Кроме того, вместе со своим скарбом дядя Гена принёс из общежития, где жил раньше, большой цветной телевизор. Ну а старый, маленький чёрно-белый телевизор перекочевал в нашу с Катькой комнату.
Изменилась не только обстановка. Мама тоже стала другой, какой-то уютной и домашней, исчезла нервозность в движениях. У неё даже лицо округлилось.
Катька та вообще давно сдала позиции – этот дядя Гена порой играл с ней в какие-то дурацкие игры, от которых шум стоял до потолка, покупал ей сладости, обещал уговорить маму, чтобы та позволила завести котёнка. А получив пупса, мелкая окончательно капитулировала, а потом и вовсе стала звать дядю Гену папой – по его просьбе, конечно.
Сама я никак его не звала, я вообще к нему не обращалась. Он тоже оставил всякие попытки подружиться со мной, и мы демонстративно друг друга не замечали. Впрочем, ему и без моей дружбы жилось комфортно, а вот я наоборот стала чувствовать себя чужой в родном доме.
Наверное, тогда я и отмела последние сомнения. Тогда и решила наконец – поеду.
***
Весь минувший год я терзалась, разрываясь между чувством долга – как же я оставлю маму и Катьку? – и тайным, горячим желанием уехать в Новосибирск. Я, конечно, говорю всем, что хочу поступить в институт, но на самом деле… Нет, нет, поступить я и правда хочу, но это не единственная причина. Не единственная и не главная.
Я тоскую... Иногда забываюсь, отвлекаюсь на домашние дела, на Катьку, на работу. А иной раз как накатит, аж в груди больно. Порой мне кажется, что лучше бы мы с Володей ничего друг другу не обещали, тогда бы быстрее всё забылось и выветрилось. А так – продолжаешь надеяться, ждать, скучать, думать беспрестанно и… бояться.
Не то чтобы я Володе не верила, но он в большом городе, где полно соблазнов. И эти соблазны, между прочим, сами так и вешаются на него, ему даже стараться не надо. Вот и боюсь – вдруг не устоит? Ещё больше боюсь, что забудет меня, разлюбит – с глаз долой и всё такое…
И мама зудит: выкинь эту дурь из головы… ничего у вас не получится… кто мы и кто они… гусь свинье не товарищ.
Моя Ольга Фёдоровна тоже твердит: не зацикливайся на нём. Школьные любови никогда ничем путным не заканчиваются. Живи дальше.
Даже подруга, Маша, единственная, с кем общаюсь из моей бывшей компании (остальные после разрыва со Славкой перестали со мной здороваться), утверждает, что я зря теряю время. А вот он наверняка не теряет. Наверняка нашёл уже студенточку и развлекается вовсю. И это, мол, нормально, все студенты такие.
Я упрямо бубню: Шевцов не такой. Машка фыркает: много ты его знаешь, у вас и не было ничего.
Но вот тут она не права. У нас было четыре недели. Три в августе и одна в январе, когда Володя приезжал на зимние каникулы. Лучшие недели в моей жизни. Правда, после них эта моя жизнь стала казаться ещё больше тоскливой и болотистой.
Володя мне писал, хоть и не так часто, как я ему. Ну и примерно раз в месяц вызывал меня на переговоры. Но три минуты в месяц – это катастрофически мало. И весь прошедший год я будто и не жила, а перебивалась от письма к письму, от разговора к разговору.
Работать я устроилась в свою же школу. Лаборантом к Ольге Фёдоровне. Она меня и позвала, ещё в сентябре, ну а Эльвира Демьяновна согласилась. Правда, высказала:
– Я могу быть уверена, что ты ничего не сожжёшь, если вдруг что случится?
Спросила она как будто в шутку, во всяком случае, улыбалась, но смотрела серьёзно. И я за её шутливым тоном отчётливо уловила посыл: «Хоть Шевцов и взял вину на себя, я прекрасно знаю, что произошло на самом деле и теперь буду с тобой настороже».
***
Первое время учителя косились на меня, как на чужеродное существо, обманом вторгшееся в святилище науки. Не все, конечно, но многие. А особенно Раечка и Кувалда. Кувалда даже ходила к Эльвире Демьяновне ругаться. Требовала гнать такую работницу в шею.
Ничего у неё не вышло. Эльвира осадила Кувалдину, припомнив, как я у неё нахватала сплошных двоек, но каким-то чудом у другой математички (её мне назначили для пересдачи) получила четвёрку.
Так разобиженная Кувалда ещё месяц клокотала, мол, не сошла ли директриса с ума, если добровольно впустила козу в огород.
«Это ведь она сожгла журнал, а Володя Шевцов её просто выгораживал, я это сразу поняла».
Она и в гороно пыталась жаловаться, но там её слушать не захотели.
«Не реагируй. Рты всем не позакрываешь. Наговорятся и забудут», – советовала Ольга Фёдоровна.
Неуютно, конечно, было мне под прицелом любопытных и осуждающих взглядов. Ещё больше нервировали перешёптывания за спиной. Но со временем все свыклись и перестали обращать на меня внимание.
В остальном же, работа лаборанта – не бей лежачего. Когда практические работы (а они не так уж часто), всего-то нужно перед уроком раздать материалы, а после – всё собрать, помыть, расставить, разложить. Ну и в целом, поддерживать порядок в лаборантской. Вот и все дела.
Так что почти всегда у меня было предостаточно свободного времени. Пока Ольга Фёдоровна вела уроки, я читала книжки. В основном, учебные – общую химию, органическую, супермолекулярную… какие уж тут имелись.
Заметив однажды мой интерес к её литературе, Ольга Фёдоровна неожиданно воодушевилась. Вновь завела старую пластинку: тебе надо поступать, строить жизнь, добиваться, а не прозябать тут, не хоронить свой талант, ну и так далее.
Одними уговорами она не ограничилась, попросила коллегу-русичку, Нину Андреевну, позаниматься со мной. Запомнила ведь, что я когда-то сказала, что не умею писать сочинения.
Нина Андреевна никогда у нас не вела, но обо мне была, видимо, наслышана – честно говоря, от этой славы Герострата я уже не знала, куда деться.
Первое время Нина Андреевна хоть и занималась со мной, но буквально каждое слово цедила сквозь зубы. Потом, правда, и она оттаяла, и занятия перестали быть в тягость.
Если честно, до самого конца я была уверена, что ничего из этой затеи не выйдет. Я просто никуда не поеду, вот и всё. Как я там буду жить, на что? Хотя Ольга Фёдоровна и тут заманчивый вариант предложила: поступить в химико-технологический на заочное.
Тогда я и загорелась надеждой, хотя всё равно колебалась. Не верила в свои силы, да и трусила ехать одна в чужой огромный город. Хотела посоветоваться с Володей, даже не посоветоваться, а просто посмотреть его реакцию – обрадуется ли он? Или наоборот? Хотела увидеть его лицо в тот момент, когда сообщу новость. К тому же Володя заверил, что обязательно приедет на майские праздники.
