– Таня! – раздалось за спиной, и всё внутри тотчас до боли сжалось.
Глава 26. Володя
Надька сунулась в мою комнату.
– Володь, ты что, вот так на вечер пойдёшь? – уставилась она на меня.
– Тебе чего? – спросил я.
Сама она вырядилась в вишнёвый костюм, новый, само собой. Выклянчила у матери. Я же оделся как обычно – в белую рубашку и школьные брюки.
– Ну ты же не на собрание идёшь, а на дискотеку. Надень джинсы.
– Перед дискотекой будет концерт, я там буду речь двигать, так что…
Она скроила тоскливую мину.
– Скука…
– Ты что хотела?
Надька просто так ко мне не заглядывала.
Есть братья и сёстры, которые если не дружат, то, во всяком случае, хорошо общаются. Мы не такие, мы с ней просто живём в одной квартире, а существуем, по большом счёту, параллельно. Я её не трогаю, она – меня. У нас с ней нет ничего общего, кроме жилплощади и родителей.
При этом нельзя сказать, что мы друг друга терпеть не можем или что-то такое, просто интересы у нас не пересекаются. А если совсем честно, то я даже понятия не имею, что интересуют Надю. Ну вот кроме нарядов.
Иногда Надька тем не менее вторгается на мою территорию. И это значит одно: ей от меня что-то нужно.
– Слушай, Володь, – голос её стал тоненьким и елейным. – У меня к тебе огромная просьба. Огроменная! Пригласи Светку Дудареву на танец.
Я уставился на сестру в полном недоумении.
– Во-первых, с какой стати? А во-вторых, я даже понятия не имею, кто такая Светка Дударева.
– Имеешь! Мы же вчера из школы с ней шли. Подружка моя.
Да, точно, вчера шли втроём. Я, Надька и неприметная фигура, которая за всю дорогу не проронила ни слова. Я на неё даже не смотрел. Если и увижу, то ни за что не узнаю.
– Ну давай мы с ней к тебе сегодня подойдём перед дискотекой? Ты посмотришь.
– Надя, что за ересь? Зачем мне на неё смотреть?
Она помялась, потом выдала:
– Ну ладно, я скажу, только ты – никому. Это секрет. Короче, Дударева в тебя влюбилась. Да-да, не смотри так. Все уши мне прожужжала.
– И что с того?
– Ну... она умная, круглая отличница.
– Рад за неё. Только я тут при чём?
– Капец! – прошипела Надька. – В него девушка влюбилась, а ему плевать! Ты вообще нормальный? Или кроме своих комсомольских делишек думать ни о чём не можешь?
Вот же дура, моя сестра. Сама не знает, что несёт.
– Я – нормальный, – начал раздражаться я. – Твоя девушка мне не нравится, приглашать её на танец я не буду. Всё. Дуй отсюда.
– Володь, ну, Володь, – заворковала Надька. – Ну, подожди ты. Я же тебя не прошу крутить с ней любовь, но на танец-то пригласить можешь?
– Да не хочу я. А с каких это пор ты записалась в свахи?
– Ни в какие свахи я не записывалась. Просто у меня с алгеброй совсем беда. И с физикой. И с химией. А Дударева в них знаешь как шпарит. Ну, списать мне даёт домашку и на контрольных тоже… Вообще-то, она страшная жмотина. Никому в классе не даёт. А мне даёт... из-за тебя. Вот я и подумала, привяжу её покрепче. Ну, обнадёжу немножко…
– И кто из нас ненормальный? – разозлился я.
– Ладно, не хочешь танцевать – не надо. Но здороваться-то ты с ней можешь? Убудет, что ли, от тебя? Ничего же не стоит. А ей – счастье. Нет, правда, Дударева сама так и сказала, – Надька состряпала мечтательно-блаженную физию и, взведя глаза к потолку, томно произнесла: – Ах, если бы мы с ним здоровались – я уже была бы счастлива. Ну трудно тебе, что ли, сделать человека счастливым?
– А заодно и тебя…
– А заодно и меня, – согласилась Надька.
***
Концерт начинала Раечка. Двадцать лет учительствует, а на сцене стоит и трясётся. И пунцовыми пятнами вся покрылась. И чего нервничать? Не пойму.
Вслед за Раечкой я поднялся на сцену, что-то там продекламировал практически экспромтом. А сам шарил глазами по рядам зрителей. Лица, лица, сотня лиц. А Ракитиной не видно.
Первыми ребята из параллельного читали в лицах Маяковского. Потом наши выступили с «Вием». Судя по реакции зала, Гоголь обскакал глашатая революции. Мне же лично было вообще без разницы то, что происходило на сцене. Казалось, внутри меня отсчитывал секунды часовой механизм. Остатки здравомыслия иногда подавали признаки жизни, и я спрашивал себя: что я творю? Зачем мне это? Не болен ли я? Но сердце тарабанило так, что заглушало эти жалкие трепыхания.
Я не видел её в зале – вот что имело для меня значение. Я… даже не то что надеялся – я верил, что она придёт, и ждал. И теперь будто погрузился в пустоту.
Вечер стал казаться унылым. Лёгкое приятное волнение, которое с утра вибрировало где-то не то в животе, не то за грудиной, стихло… на несколько минут, а потом вдруг вспыхнуло с новой силой, прокатилось дрожью по телу. Я неосознанно обернулся и напоролся на её пристальный взгляд.
Она пришла! Она стояла почти у самого входа и смотрела на меня.
Я выдохнул, отвернулся и дальше уж до самого конца сидел как на иголках, чувствуя затылком жжение. В какой-то момент поймал себя на том, что ровным счётом не понимаю, что там на сцене творится, но сижу и улыбаюсь, как дурак. В общем-то, дурак я и есть.
Сто раз спрашивал себя, что я хочу – и не находил ответа. Мне просто было хорошо, когда видел её. Меня кидало в жар, когда она смотрела на меня. Я не знаю, что это, но оно захватило меня целиком и полностью... Если бы не эти её ответные взгляды, я ещё мог бы сопротивляться. Во всяком случае, попытался бы. А так, мы как будто вели с ней никому не ведомую игру, в которую оба втягивались всё больше и больше, теряя голову. Ну я, во всяком случае, точно терял.
Правда, иногда меня вдруг пронзали холодом сомнения: может, я всё выдумал? Может, она просто случайно остановила на мне взгляд и это ничего не значит? Может, я вижу то, что хочу видеть, лелея пустые иллюзии?
После концерта она снова пропала из поля зрения.
