Те что-то гаркнули в ответ, а в следующую секунду кривоносый вдруг резко повернулся ко мне и ударил кулаком в лицо.
Я хоть и не ожидал, что всё случится так быстро, но сработали рефлексы: успел откинуть голову назад и чуть вбок, ну и получил в челюсть, к счастью – вскользь.
Драться мне давно не приходилось, лет, наверное, с семи – отец запрещал.
Приёмов я не знал, боевого опыта, понятно, никакого, одни лишь инстинкты, ну и физическая подготовка, конечно, тоже. Не за просто так ведь имею значок отличника ГТО.
Сцепились мы с этим дядей крепко. И ещё большой вопрос, кому бы из нас досталось больше, если бы кто-то из его дружков не подбил меня сзади, ударив по ногам… не знаю чем, но по ощущениям – ломиком.
Я тут же рухнул как подкошенный на замёрзшую землю. Два или три раза кривоносый здорово саданул меня в живот ногой, а потом вдруг замер и сказал своим:
– Уходим!
Вся компания резко сорвалась с места, и в считанные секунды двор опустел. А спустя минуту ко мне подошла наша домработница, тётя Вера.
Она, наверное, их и спугнула. Вовремя же она вышла из подъезда.
– Можешь встать? Помочь? – спросила.
– Сам, – буркнул я, поднимаясь с земли.
– За что они тебя?
Вот и я хотел бы знать, за что. Вместо ответа дёрнул неопределённо плечом и поковылял к дому.
Явился расписным красавчиком: всклокоченный, грязный, с разбитой губой. Мама, увидав меня, сама чуть в обморок не грохнулась. Потом всё порывалась звонить отцу, чтобы разобрался.
С трудом упросил её не делать этого. Но вечером она всё же доложила ему, и тот прицепился: кто такие, за что, почему. Еле убедил папу, что понятия не имею.
– Шпана эта… Ничего, Володька, я выясню, кто это. И уж им не поздоровится.
Но как водится, нет худа без добра. На следующий день, в субботу, отец дозволил мне остаться дома, подлечивать раны. Негоже ведь красе и гордости комсомола являться в школу с потрёпанной физией.
Что странно, наша Лепорелла* – утром отец специально задержался, ждал её, чтобы расспросить, – совершенно твёрдо заявила, что ничего не видела. То есть меня, распластанного в луже, видела, а всё, что происходило до – нет, не видела.
Почему-то я был уверен в обратном. И сейчас показалось, что она врёт. Но раздумывать над этим я не стал. Может, не хочет человек вмешиваться во все эти дрязги и разборки. А, может, они были знакомы и ей пригрозили. В общем, этак нафантазировать много чего можно.
Полдня я валялся, читал «Моонзунд» Пикуля. Потом отвлёкся на домашку, пообедал, затем снова валялся и читал. И про Ракитину почти не вспоминал даже. Вот так.
_______________________________
*Лепорелла - героиня одноимённой новеллы Стефана Цвейга, угрюмая, молчаливая служанка (внешне похожая на измождённую лошадь), преданная хозяину и ненавидящая хозяйку.
***
В понедельник началась канитель. Четверть заканчивалась, по каждому предмету – контрольные.
Ещё и Эльвира цапнула меня на перемене в коридоре и строго так спросила, мол, подумал ли я над тем, как помочь Ракитиной.
Не помню, как я выкрутился, но понял одно: директриса не ждёт формальной галочки, директриса ждёт конкретных действий. Ну вот на черта мне сдалась эта Ракитина?
Её я тоже видел. То есть, разумеется, видел, в одном ведь классе. Но мы с ней ещё и на лестнице умудрились столкнуться. Я выворачивал в коридор, она – наоборот. За кратчайший миг я успел выхватить всё: и запах её, который почему-то мне хорошо запомнился, и глубокий вздох, и щекочущее прикосновение волос к щеке, отчего шею и плечи осыпало мурашками. Я сглотнул и отпрянул, чувствуя, как снова позорно краснею.
Однако Ракитина не шипела, не смотрела исподлобья злобно, как бывало обычно. Она взглянула на меня как будто виновато, тут же потупила взор и, молча обойдя, стала спускаться вниз.
Ну а я на ватных ногах двинулся по коридору, начисто забыв, куда шёл и зачем…
Этот эпизод засел в мозгу.
Мелочь ведь, сущая мелочь – ну, столкнулись, разошлись. Но нет же, я вновь и вновь воскрешал каждую миллисекунду, растягивал, разбирал на штрихи и оттенки. Пока наконец не одёрнул себя, устыдившись. Напомнил самому себе, что это же Ракитина, дура и психопатка, без стыда, без совести. А теперь ещё и моя головная боль, спасибо директрисе.
Вот что делать с Ракитиной? Отмахнуться? Но ведь потом спросят, что ты сделал, друг-комсорг, давай отчитайся. И что я скажу? Что мне чихать на ваши указания и громкие слова про товарищескую поддержку? Было бы здорово, конечно, но, увы, не в этой жизни. Или мямлить: ничего, не смог, не сумел? Нееет, это ещё хуже.
Глава 13. Таня
Несколько лет назад, кажется, в четвёртом классе одного мальчика у нас исключали из пионеров. Он учился в параллельном и что такого натворил, я, если честно, уже и не помню. Но зато хорошо помню ту линейку, когда он стоял перед всеми с поникшей головой. Его срамили, он молчал. Все на него смотрели, как на врага народа. Потом пионервожатая подошла и сняла с него галстук и значок. В тот момент для всех нас он стал парией.
Это казалось немыслимым позором.
Мы с Иркой Долговой – моей бывшей лучшей подругой – шли домой после той линейки и взволнованно обсуждали, что случись такое с нами, мы бы лучше сразу умерли, на месте. Или сбежали б из дома. Даже продумывали на полном серьёзе варианты, куда можно сбежать и как потом перебиваться.
Тот мальчик в скором времени перевёлся из нашей школы, уж не знаю, по этой причине или по какой другой.
Но я и позже иногда вспоминала тот случай. Сейчас подобное я воспринимала бы иначе, без особого драматизма. Однако всё равно думала про себя – не дай бог пережить такое публичное унижение. Но в то же время искренне считала, что не стала бы вот так пришибленно стоять, даже если бы была виновата, даже если бы сгорала от стыда.
Не зарекайся, говорила всегда мама и была, оказывается, права.
Пусть мне пришлось стоять только перед своими одноклассниками, но всё равно как же это было тягостно!
