Кровь уже почти не шла, приложенная к руке кипа салфеток перестала промокать насквозь. Плечо и локоть саднили, но не настолько сильно, чтобы стонать или сидеть, стиснув зубы. Завкафедрой куда-то умчался – вот кого было мне действительно жаль, так это его, выглядел он несчастным и перепуганным. Студенты мои, впрочем, тоже сидели со мной рядом, с трагическими выражениями лиц. Вряд ли им раньше приходилось видеть кого-нибудь из своих лаоши, преподавателей, в таком вызывающем виде. Тут к нам решительным шагом подошел рослый и моложавый мужик в белом халате. Из-за его спины выглядывал наш запыхавшийся завкафедрой. Как бывают непохожи друг на друга двоюродные братья! Мой босс внешностью сильно походил на Дэн Сяопина в изгнании, а вот его родственнику можно было смело играть в сериалах офицеров Гоминьдана. Какое-то время они тихо переговаривались о чем-то. Врач цепко вглядывался в меня, словно оценивая предстоящий фронт работ. Жестом показал убрать салфетки, осмотрел руку, задрал рваный рукав моей футболки и удовлетворенно кивнул. По его приказу студенты вскочили и принялись поднимать меня.
Минут через сорок я лежал, тщательно обтертый намоченной в теплой воде губкой (слава богу, это не поручили сделать моим студентам, а взяла на себя немолодая, очень заботливая медсестра) на операционном столе под ярко горящими лампами. Без одежды – старая была больше непригодна. За новой, выдав ключ, я послал одного из своих сопровождающих. Позади были дискуссии по поводу вида анестезии – завкафедрой требовал от брата усыпить меня общим, а брат, поддерживаемый мной, настаивал на местном. Оставшийся студент осторожно воздерживался. Победил разум, меня обезболили несколькими уколами, подождали немного и принялись зашивать. Раны были не такими уж серьезными, но полюбоваться на меня каждые несколько минут заходили какие-то люди в халатах. Хорошо, что ту самую часть, которая так привлекла моего первого мотовозницу вновь появившаяся заботливая тетушка-медссестра прикрыла простыней, избавив меня от страха услышать обсуждение на тему «у лаоваев все по-другому!».
В смежную с операционной комнатой небольшую приемную дверь была распахнута и врач, зашивая мне плечо, громко переговаривался с коллегами. Темой, естественно, был предстоящий ужин. Заказ был уже сделан и доставка ожидалась с минуты на минуту. Я и представить себе не мог, что покрытого пылью и уличной гарью разносчика могут не просто пропустить в больницу, а разрешить ему беспрепятственно ввалиться в приемную, со своими кульками и лотками. Но именно так все и произошло. Голоса оживились, задвигались стулья, зашуршала упаковка и в операционную донесся отчетливый запах лапши, мяса и чего-то еще острого и будоражащего нюх. Мне показалось, мой врач затосковал – лицо его было наполовину скрыто повязкой, но глаза стали явно печальными. Не удержавшись, он уточнил у коллег, все ли в порядке с его порцией. Выслушав заверения, что все прислано правильно и ожидает его, стынет, он вздохнул, посмотрел на меня – я замер от нехороших предчувствий – и сказал по-английски: «Не волнуйся. Я сначала с тобой закончу, потом поем». Я выдохнул. Теперь я не сомневался, что попал в руки настоящего профессионала, способного к самопожертвованию ради пациента. Не зря он был похож на офицера, пусть и сериального.
Зашил он меня отлично. И даже, когда пришло время снимать повязки, отказался от предложенного мной благодарственного обеда. Лишь пожал руку и сказал, что был рад попрактиковать свой английский. Пригласил заходить еще и искренне посмеялся ответу «Спасибо, уж лучше вы к нам!»
«Когда нет денег – нет любви»
Китай – это не другая планета, как часто любят его называть блогеры-путешественники. Это просто необычная, очень интересная страна со своей длинной историей и традициями, растянутыми не на века даже, а на тысячелетия. А люди всегда остаются людьми, во все времена – со своим желаниями, надеждами и даже пороками. Поэтому в Китае есть практически все, что имеется и в других странах. В том числе, конечно, и проституция. Отношение властей и общественной морали к этому явлению далеко не всегда было отрицательным. Так уж сложилось, что в течение столетий проституция была неотъемлемой частью культуры. Наложницы славились умением складывать изящные стихи и поддерживать беседы. Женщинам легкого поведения посвящались картины, сочинялись в их честь музыкальные произведения, о них слагались легенды. Конечно, далеко не всегда и не везде все происходило так возвышенно. В узких переулках на окраинах существовали невообразимо грязные дешевые бордели и притоны, в которых почти потерявшие человеческий облик женщины были готовы обслужить невзыскательных клиентов. На заре прошлого столетия за ситуацией принялись следить и взяли ее под государственный контроль. В Китайской Республике – многим известной сейчас под названием Тайвань – труженицам секс-индустрии выдавали специальные разрешения на работу, ставили их на учет. Хозяин борделя давал за каждую девушку свое поручительство, оформлял документы – все это было обязательно и строго контролировалось властями.
Двадцатый век с его упрощением нравов все более вытеснял древние традиции, наступая и на консервативный Китай. Заведения, где состоятельные господа прежде всего наслаждались пением и актерским мастерством девушек, а все остальное считалось просто приятным завершением вечера, постепенно вырождались в заурядные публичные дома. В них уже никому особого дела до лицедейства не было, а устремлялись туда исключительно за сексуальными утехами. Канули в прошлое времена, когда посещение борделя больше походило на выход мужчин в свет, где они отдыхали или собирались обсудить текущие дела. Города разрастались, менялся состав населения и его численность, количество солдат и работников с соответствующими их жизненному уровню запросами увеличивалось стремительно. Публичные дома расширяли свои штаты, набирая любых девушек, особенно из городской и деревенской нищеты. Ни о каких возвышенных отношениях, искусстве и тонком вкусе уже речи не шло. Рынок реагировал на растущий спрос. Многих девушек продавали в такие дома их же родители – отношение к женщине в Китае было немногим лучше, чем к животным.
Все это длилось вплоть до октября 1946 года, когда Мао Цзэдуном было провозглашено создание Китайской Народной Республики. Любопытно, что уже в следующем месяце власти приняли резолюцию о необходимости закрытия всех публичных домов. Напрашивается вывод, что проблема была довольно острой, раз правительство только что образовавшейся страны уделило ей практически первоочередное внимание. К услугам проституток китайцы прибегали на протяжении всей своей истории, поэтому когда перед новой властью КНР встал вопрос о борьбе с продажной любовью, многие сомневались в успехе. Но за дело китайцы взялись со свойственными им энтузиазмом и энергичностью. В столице организовали большую облаву, которая накрыла две с половиной сотни борделей. Арестовали и отдали под суд полтысячи их владельцев, а вслед за ними отправили в тюрьму множество проституток. Следом случились такие же массовые аресты с закрытием домов терпимости и в других крупных городах. Одновременно с этим начали открываться исправительные учреждения для перевоспитания бывших жриц любви – там они могли обучиться разным более полезным молодой стране профессиям.
