При последних словах Рада как-то странно на меня посмотрела. Как будто намекала на что-то. Я и ребенок от атланта? Слишком невероятно.
Мальчик завозился и открыл глаза. Странный у них был цвет. Малыш словно взял оттенки радужек отца с матерью и смешал их. Я бы назвала цвет его глаз бирюзовым. Необычно.
Он безошибочно узнал маму и потянул к ней ручки. И это спустя несколько дней после появления на свет! Развитие у него явно идет быстрее, чем у человеческого младенца.
Рада взяла малыша на руки, покачала, а потом предложила мне:
— Хочешь подержать?
Я не отказалась. Руки немного подрагивали, когда брала у нее драгоценную ношу. Пристроив голову ребенка на сгибе локтя, я заглянула ему в лицо. Крон смотрел внимательно. Даже слишком для младенца. Аж мороз по позвоночнику пробежал. Не удивлюсь, если он не рыдает как все малыши, когда чего-то хочет, а просит и терпеливо ждет.
А потом он мне улыбнулся. Беззубый рот приоткрылся, уголки губ приподнялись в самой очаровательной улыбке, какую мне доводилось видеть. Сердце мгновенно превратилось в кисель — растеклось и расплавилось. Этот малыш знал, как манипулировать женщинами.
— Ты ему понравилась, — рассмеялась Рада. — Когда главнокомандующий взял его на руки, Костя вырывался и сопел.
Я вздрогнула при упоминании главнокомандующего атлантов. Все о нем слышали, но мало кто видел. О нем ходили жуткие слухи. В интернате девчонки рассказывали байки, что он ест людей. Это, конечно, бред. Но на пустом месте страшные истории не рождаются.
— Не переживай, — заметила Рада мое состояние. — Он редко наносит визиты. По правде, я видела его всего один раз — когда он пришел взглянуть на Костю. И, надеюсь, в последний, — она передернула плечами.
Малыш завозился, давая понять, что хочет вернуться к маме, и Рада его забрала. Потом я наблюдала за кормлением и думала, как много бы отдала за тихое семейное счастье. Любимый муж, ребенок, возможно, не один — для меня это предел мечтаний.
— У вас с Фебом тоже все обязательно получится, — угадала Рада ход моих мыслей.
— Нет, — качнула я головой, — это не про нас. Мы просто помогаем друг другу. Вынужденный союз, не более того.
— Как скажешь, — улыбнулась женщина.
Кажется, она мне не поверила. Я ее не виню. Я сама себе не верила. Не знаю, как Феб, а я влюбилась по уши. Увязла в атланте как муха в меду. Но, если раньше я была уверена, что это не взаимно, и атлант в силу своей природы никогда не почувствует того же ко мне, то теперь засомневалась. Пара Арея и Рады доказывала, что теламонам доступны эмоции. Осталось выяснить, способен ли на чувства конкретный теламон — мой.
31. Он
Именно к старому другу Феб обратился за помощью в первую очередь. Кто как не командор способен достать капсулу жизни?
Он рассказал Арею все: как познакомился со Златой, как она его раздражает, а еще возбуждает и сводит с ума. То, что теуи ее выбрала. И, наконец, про опухоль.
— У нее одно спасение — капсула, — произнес Феб. — Но свои я отдал на разработку лекарства от эйфории.
— Я говорил, что глупо, — заметил Арей, — разбрасываться дополнительными жизнями.
— Не ты ли дал Раде свою последнюю капсулу?
— Не сравнивай. Я спасал того, кто мне дорог, а ты просто спустил все в унитаз.
— Слышала бы тебя сейчас Рада.
— Она бы сказала, что я не прав, а ты молодец, потому что пожертвовал капсулы на благое дело, — вздохнул Арей.
— Ученые не продвинулись в воспроизводстве капсул? — уточнил Феб. Он не особо следил за разработками. До этого момента они были ему неинтересны.
— Готов образец лекарства от эйфории. Он уже испытывается и показывает отличные результаты. Есть первые излечившиеся. Но в случае Златы капсула от эйфории бесполезна. Она узконаправленная, лечит только от зависимости. С другими заболеваниями ей не справиться.
— А что с полноценными капсулами жизни?
— Ученые топчутся на месте. Не хватает ингредиентов. Я бы не рассчитывал, что они совершат прорыв. В полгода точно не уложатся.
Феб ударил кулаком по столу. Все хреново, просто ужасно. Тошно от собственного бессилия. Вот только сдаваться он не намерен. Если придется, украдет капсулу у теламона. Что угодно, лишь бы спасти Злату.
— Никаких крайних мер, — Арей хмуро разглядывал треснувшую столешницу. — Твой единственный шанс — найти добровольца.
— Кого? — не понял Феб.
— Того, кто по собственной воле отдаст тебе капсулу. Ты же отдал свои. Возможно, найдется еще один такой же идиот.
— Предлагаешь мне объявление в газете дать?
— А хоть бы и так. Главное, никакого насилия. Это тебе говорю не я — твой друг, а командор восточной части Северного полушария — твой непосредственный начальник.
Это был тупик. Феб впервые испытал приступ клаустрофобии. Кабинет словно сжался вокруг него. Выхода нет — сияла надпись на каждой из стен. Вот он и познакомился с еще одной человеческой эмоцией — с паникой.
С тех пор, как появилась Злата, она всегда была рядом. Как после этого снова остаться с жизнью один на один? Раньше его устраивало одиночество, а теперь пугало. Одиночество — это пустота. Все без Златовласки пустота.
Следующий день Феб потратил на поиски капсулы. Ему нужна была всего одна. Так мало и вместе с тем, как выяснилось, слишком много.
Это был бег по кругу. Чертово колесо, в котором он застрял и наматывал бессмысленные километры. К кому бы ни обратился, ответ был один: прости, но нет. Его уже тошнило от извинений.
— Прости, но тот, кто тебе дорог умрет, потому что меня волнует исключительно моя жизнь и собственные нужды, — вот, что ему слышалось в отказах.
И винить теламонов нельзя. Они не обязаны помогать Злате. Они ее даже не знают. Для них она просто очередной больной человек. Таких тысячи. Каждого спасать никаких капсул не хватит.
Феб наведался в лабораторию, где вели разработку лекарства от эйфории. Узнал, использовали ли его капсулы и можно ли вернуть назад хотя бы одну. Увы, все были пущены в дело. Главный ученый лично пожал ему руку и сказал «спасибо». Благодаря Фебу лекарство готово. Вот так, он спас сотни незнакомых безразличных ему женщин, а одну — ту самую — не смог. Какая-то дурацкая ирония судьбы.
Он вернулся в Башню на рассвете. Заперся в комнате и никого не хотел видеть. Даже Злату. Особенно Злату. Смотреть ей в глаза и читать в них надежду, понимая, что девушка рассчитывает на него, а он подвел — вот истинная мука.
Люди верят в ад. Будто после смерти их ждут пытки, если они нарушали какие-то правила. Они описывают ад как жуткое место, полное страданий и боли. Феб угодил туда при жизни. Лучше бы черти жарили его на костре, а голодные псы рвали плоть, чем эта внутренняя агония беспомощности.
