И она рассмеялась:
– Правда же, он уродливый?
Она распахнула ворот блузки, чтобы вернуть медальон на место. Я увидел впадины под ключицами, едва намеченную грудь, рыжеватую родинку. В ее движениях не было точного, до сантиметра выверенного расчета, который обычно бывает в движениях соблазнительниц. Я уже по опыту знал, что означает такая естественность в поведении: я ей не нравился. Не знаю почему, но меня это страшно разозлило. Это, и все остальное тоже: ее тихое сумасшествие, ее невыносимая наивность, нелепая шапочка и сопливый нос, который она время от времени вытирала промокшими салфетками.
Эта девушка была словно кусочек фольги, застрявший между зубами, или порез на указательном пальце от листа бумаги, или трещинка на губе, которая лопается всякий раз, когда человек смеется. Вроде бы мелочь, а достает неимоверно.
Мне хотелось задать ей трепку, измочалить ее, исполосовать.
И я сказал:
– Ты вводишь людей в заблуждение. Внушаешь им, будто они выручили тебя из беды, но это же вранье, на самом деле у тебя все в порядке. Ты просто издеваешься над ними.
– Неправда!
– Правда. Ты притворщица, манипулируешь людьми, играешь их чувствами. По-моему, ты ведешь себя возмутительно.
И это еще слабо сказано. Бедная девушка! Какая же пустая должна быть у нее жизнь, если она так бездарно тратит время.
На лице Жасмин отразилось разочарование.
– Нет, ты ничего не понял! Есть масса людей, с которыми вообще никто никогда не разговаривает, которым кажется, что они никому не нужны. Я просто помогаю им снова полюбить самих себя, хотя бы немножко.
– А-а, понятно… Значит, на самом деле ты спасаешь мир, да? По-твоему, если людям захочется тебя утешить, их моральный дух взлетит до небес?
– Да, – с улыбкой ответила Жасмин.
– Ну конечно! – злорадно хихикнул я.
– Но это срабатывает! Я точно знаю, срабатывает! Я проверила это на себе, когда у мальчишки на остановке был припадок. До того как я им занялась, мне было очень плохо, а потом целый день было легко и приятно. Хотя это приятное состояние длится недолго. Но, знаешь, я говорю себе: если человек улыбается – это всегда победа.
– Победа над чем?
– Не знаю… Может быть, над днями, когда он ни разу не улыбнулся?
Смех, да и только.
Я сказал ей, что счастье нельзя собирать по крохам, как собирают монетки в копилку, что его нельзя откладывать на черный день. И я не убежден, что добрые дела врачуют душу. В принципе это интересная гипотеза, только я не верю в чудеса.
И снова задал тот самый вопрос: зачем это нужно лично ей – часами сидеть на улице и плакать в надежде разжалобить прохожих?
– Я так и не понял твоих мотивов. Но они у тебя, конечно, есть?
– Я люблю смотреть на довольных людей.
Я расхохотался до слез. А она снова улыбнулась мне этой своей улыбкой, встала и сказала:
– Ладно, пойду причесывать собачек, у меня перерыв в четыре кончается. Всего хорошего.
Она поцеловала меня в щеку, вышла из кафе и, не обернувшись, зашагала прочь, а я осознал две вещи: во-первых, я не знаю, как ее фамилия, а во-вторых, хотя мы только что расстались, мне ее уже не хватает.
* * *
Шестьдесят семь салонов красоты для собак.
Просто поразительно, сколько непричесанных собак бродят по Парижу. И не менее поразительно, сколько часов надо шагать по улице или тащиться в транспорте, чтобы побывать во всех собачьих парикмахерских и найти Жасмин. Вдобавок я не знал, как поведет себя каждый из нас, если мы вдруг столкнемся нос к носу.
Я даже не был уверен, что хочу ее видеть. Что я так сильно хочу ее видеть.
Нет, сначала надо было навести справки по телефону, попытаться выяснить, по каким дням и в какое время она купает и вычесывает своих четвероногих клиентов. И только потом я встречусь с ней – совершенно случайно, как бывает в плохих фильмах. Возможно, увидев ее снова, я не почувствую ничего, кроме раздражения, и, на мое счастье, чары развеются без следа.
Я использовал свободное время в министерстве, чтобы обзвонить все эти заведения с ужасающе пошлыми названиями. «Пес в сапогах», «Как кошка с собакой», «Друзья человека»… Прямо сборник собачьей поэзии.
И каждый раз я просил позвать к телефону Жасмин.
Меня спрашивали: «Кого?» – и я вешал трубку, разочарованный и в то же время немного успокоенный.
У меня не было ни малейшего желания влюбляться. Последняя влюбленность приключилась со мной, когда мне было пятнадцать лет, и я не видел причины, по которой должен был снова впасть в это состояние. Мне оставалось жить четыре года, то есть всего ничего, и строить планы было поздно. И, что еще хуже, если бы я, на мое несчастье, полюбил ее, у меня бы появился на этом свете кто-то, с кем было бы жаль расставаться, и я стал бы цепляться за жизнь, не захотел бы в роковой момент покориться своей участи, и от этого все только осложнилось бы.
Нет уж, спасибо.
Впрочем, ничто не позволяло предполагать, что я понравился этой девушке, которая явно была неадекватна и к тому же слишком молода для меня. Да еще и некрасива. Эти разговоры старого шамана, этот нестерпимый энтузиазм, этот смех, прячущийся в глубине глаз, выражение полного счастья на лице – все это было не в моем вкусе.
Я окостенел и стал циником, мне понадобилось тридцать два года, чтобы прийти к этому блестящему результату, и теперь уже нет никакой возможности что-либо изменить.
* * *
Шестьдесят семь салонов, шестьдесят семь неудач. Жасмин на горизонте не просматривалась.
Наверно, она меня дурачила, сказал я себе. Нигде она не работает, только постоянно предается своей навязчивой идее. Сейчас, должно быть, сидит с красным носом и полными слез глазами на скамейке где-нибудь в городе или за городом.
За городом! Меня осенило. Надо искать ее в окрестностях Парижа. Но его окрестности так обширны. Жасмин затерялась на желтых страницах телефонного справочника, словно сосновая иголка в лесистых Ландах. Надо было проявить терпение.
Поиски заняли всего три дня.
Салон назывался «Стильный Бобик» и находился в получасе езды на автобусе от моего дома.
Нежный женский голос ответил мне, что сегодня с утра Жасмин не работает, а работает она:
– …понедельник, вторник, четверг с десяти тридцати до девятнадцати, пятница с шестнадцати, спасибо за звонок, до свидааааанья!
Это было в среду.
Никогда еще я так не подгонял время.
Кощунство и чихуахуа
«Стильный Бобик» (владелец Фернандо Баутиста) официально именовался «салоном эстетического ухода за собаками», а его интерьер был выдержан в лилово-розовых тонах.