– Никаких сомнений. Значит, ни отпечатков, ни камер, ни имен? Маловато, чтобы раскрыть похищение.
– Похищение?! – вскрикнул директор. – Думаете, у нас потребуют выкуп?
– Меня это сильно удивило бы.
– Откуда такая уверенность?
– Не очень понимаю, кого впечатлит угроза похитителей пристукнуть заложника. Что до переговоров о возврате содержимого урны, то никому не известно, кто это был. Предоставляю вам делать собственные выводы.
Директор понуро плюхнулся в кресло.
– Тогда зачем?..
– Хороший вопрос. Признаться, я не улавливаю мотива преступления. Может быть, вы заметили хоть какую-нибудь несообразность, крохотную странность – мне хватило бы и этого? Все что угодно, выходящее за рамки обычного. Я бы потянул за эту ниточку, и…
Директор поскреб подбородок и добросовестно напряг память.
– Как вам такое? С нашим органистом вчера утром случился несчастный случай, и его с ходу заменил неизвестный исполнитель.
– Вот видите! Это то, что нужно! – Инспектор воодушевленно хлопнул себя ладонью по колену. – Теперь вы охнуть не успеете, как я раскрою это дело.
– Правда?! – дружно воскликнули директор и помощник.
– Вообще-то нет. Что стряслось с вашим органистом?
– Поскользнулся в душе.
– Как любопытно! Кто же его заменил?
– Если бы мы знали! Уж точно не кто-то из наших. Может быть, это связанные вещи: позавчера наш садовник видел этого человека гуляющим в парке.
– А урну подбросили вчера?
– От вас ничего не укроется, инспектор. Возможно, он проводил разведку. С ним беседовала дочь господина Бартеля, она даже сама к нему подошла, наш садовник видел их вместе.
– Где бы я мог повидать эту молодую особу?
– У нас есть адрес ее отца.
Инспектор переписал адрес себе в блокнот. Все вопросы были исчерпаны, и ему осталось только удалиться.
Тома́ проснулся поздно, услышал в гостиной какой-то шум и пошел на звук. Его отец сидел перед телевизором.
– Как ты сумел его включить?
– Сам не знаю! Мне очень этого захотелось – и пожалуйста. Пути волн неисповедимы. Прожить жизнь хирургом, чтобы воплотиться в дистанционный пульт – игра стоила свеч, не правда ли?
Тома́ сел с ним рядом. Он много отдал бы, чтобы поменяться с ним ролями, чтобы хотя бы ненадолго оказаться сыном, защищающим и подбадривающим отца. Ему хотелось сказать, что завтра все изменится к лучшему, хотя он знал, что совместного «завтра» у них не будет. Но Раймон, верный себе, опередил Тома́ и сам принялся его подбадривать:
– Не грусти, сынок. Мы попытались. Согласись, это путешествие стало для нас неплохой встряской, а такое не каждому дано. Не хочу, чтобы ты сидел понурый из-за меня. Я прожил великолепную жизнь, твоя будет и того лучше. Подумай обо всем, что тебя ждет, о концертах, о любви, об утренней красоте, о радости жизни, обо всем, чего ты еще не успел пережить. Это прекрасно! Ты осознаешь свое везение? Не порть его печалью о моей участи. Я делал в жизни собственный выбор и ни от чего не отрекаюсь. Да, я много трудился, но зато я воспитал тебя, я тебя любил, я видел, как ты рос, как мужал, как становился мужчиной – и каким! Поверь, я ухожу без сожалений, разве что о Камилле, но, уверен, она поймет. У нас мало времени, поэтому поспеши задать мне все вопросы, какие хочешь, хотя нет, задай один вопрос – самый для тебя важный, и я обещаю ответить на него без обиняков.
Тома́ смотрел на отца с бесконечной нежностью.
– Скажи, папа, каково это – быть отцом?
– Во сколько у тебя вылет?
Манон подняла железную штору на половину высоты, нагнулась и оказалась у себя в магазине. Отключив сигнализацию, она огляделась. Ей нравилось это время перед открытием, когда можно было одной прогуляться между стеллажей, свободно провести инвентаризацию, просто почитать какую-нибудь книжку за столиком или выбрать, что почитать матери во второй половине дня. Поставив на место книгу, взятую раньше, она подумала, что с этого дня жизнь войдет в нормальную колею. Манон была не из тех, кто плывет по течению. Она считала, что унаследовала у Камиллы ее силу и оптимизм. Перейдя в кладовую, Манон принялась распаковывать коробки с летними изданиями. Книгам свойственна сезонность, на читательский выбор влияет погода, и выкладка книг была каждодневным занятием хозяйки магазина. Манон раскладывала их на столиках так же тщательно, как мастер икебаны – цветы, не придерживаясь тематического принципа, чтобы раздразнить любопытство посетителей. Книготорговец, которому не задают вопросов, перестает улавливать смысл своего ремесла. Советовать, помогать делать открытия, разделять восторг читателя – все это наполняло ее радостью, даже если читатель не проявлял любезности. Сейчас, припомнив просьбу соседа-антиквара, она разобрала поступления последней недели и приготовила перечисленные им книги. Потом вернулась к своему рабочему месту за кассой и занялась бухгалтерией. Стопка счетов за последние дни устрашающе выросла, но ей было не до них: на экране ее телефона появилось сообщение.
Под предлогом того, что ему надо собрать вещи, Тома́ улизнул к себе в комнату, оставив отца смотреть энный эпизод его нового любимого сериала. Осталось вылезти в окно, пересечь сад, обойти дом и постучаться в хозяйскую дверь.
Немного погодя он проделал тот же путь в противоположном порядке.
После этого он призвал на помощь всю свою отвагу, позвонил агенту и попросил ее об услуге.
– Что ты делаешь в Сан-Франциско? – спросила Мари-Доминик. – Я была уверена, что ты в Париже.
– Мой отец говаривал, что уверенность, как и вера, – религиозное чувство.
– Оставь в покое отца. Ты собрался провести ночь в самолете, чтобы потом вечером сесть за рояль? Разве это разумно?
– Разумнее, чем отменять концерт. У меня нет выбора, я должен остаться здесь еще на день.
– Ты хочешь, чтобы я занялась твоим билетом? – спросила Мари-Доминик со вздохом. – Ты никогда не изменишься.
– Если бы я изменился, ты бы меня разлюбила.
– С чего ты взял, что я тебя люблю? Ты невыносим!
– Не заставляй тебя умолять, Мари-До. Ладно, умоляю!
– Хватило бы простого «пожалуйста». Найду тебе вариант Сан-Франциско – Варшава. Не обещаю, что он будет прямым, но ты прибудешь вовремя. В твоих интересах выступить божественно, невзирая на усталость.
– Разве бывает по-другому?
– Умерь гордыню! До меня донесся слух, что ты сфальшивил в Плейель в прошлую пятницу. Твой дирижер рвал и метал.
– Знаешь, что мешает плохому танцору?.. Дирижировал бы лучше – не пришлось бы жаловаться.
– Конечно, виноват он – как я могла сомневаться? Раз я, твой антрепренер, заделалась еще и турагентством, придется заняться твоей проблемой, остальная работа подождет. Жди результата по электронной почте. Смотри, Тома́, не опоздай на самолет, Варшава тебя ждет, все билеты раскуплены.
