Когда Калашникову вручали вторую звезду героя, Устинов первым поздравил конструктора. Позвонил сразу же по окончании заседания Политбюро ЦК КПСС, на котором решался вопрос о вооружении армий государств — участниц ОВД. Ижевск после смерти Дмитрия Федоровича было решено переименовать в Устинов. Позже, когда стали возвращать старые наименования городов, первородное имя вернулось и Ижевску. Устиновым назвали один из районов города.
В 1950-х годах, когда Калашников боролся на заводе за создание самостоятельного КБ, он поделился давно наболевшим с Дмитрием Федоровичем. Причем сделано это было прямо на глазах у директора «Ижмаша» К. А. Тихонова и секретаря парткома И. Ф. Белобородова.
М. Т. Калашников:
«Рассказал о том, как писал докладные записки руководителям завода, как выступал на партийно-хозяйственном активе с критикой в их адрес из-за распыления конструкторских сил по отдельным мастерским, цехам и отделам…
— Было такое, Иван Федорович? — повернулся министр к секретарю парткома.
— Все верно, Дмитрий Федорович.
— Забываешь, Иван Федорович, проверенный опыт, — укоризненно покачал головой Устинов. — Помнишь конец 1941 года? Тогда производство оружия на заводе стал тормозить кузнечный цех, где ты был начальником. Помнишь, какой выход мы в то время нашли? Создали единую группу конструкторов, технологов, других специалистов, спроектировали новое кузнечное оборудование, на металлургическом заводе его изготовили, и кузнечный цех перешел на многоручьевую штамповку. Что, в свою очередь, помогло успешно перевести производство оружия на поток. Вот что значит создание мобильной конструкторской группы с включением в нее опытных специалистов-производственников. А в случае с Калашниковым вы медлили неоправданно. Тем более что он включился в разработку таких опытно-конструкторских тем, которые в одиночку сейчас не решить».
Конечно, такой поворот не мог быть по душе руководству завода. Надо же, осмелел, уже не считает зазорным критиковать начальство при самых высоких покровителях. Тот разговор еще аукнется Калашникову.
Тем не менее его группа разрасталась. Надо, правда, заметить, что никогда конструкторское подразделение Калашникова на «Ижмаше» по численности не превосходило КБ в Туле. На начальном этапе в него вошли семь человек, потом еще добавилось четверо рабочих из опытного цеха — фрезеровщик Галей Галеевич Габдрахманов, токарь Аркадий Иванович Бердышев, слесарь-механик Павел Николаевич Бухарин и слесарь-сборщик Евгений Васильевич Богданов. Все они были мастера очень высокой квалификации, в полном смысле слова скульпторы по металлу. Бухарин и Богданов, эти кропотливые молчуны, как их называл в шутку Л. Г. Коряковцев, при модернизации автомата только одних ударников сделали более ста различных вариантов. Это какое же терпение требовалось! И никто не обижался на придирчивость конструктора, понимали: модернизация автомата — не косметический ремонт, а качественный шаг вперед в разработке оружия, рывок к унификации образцов.
Родина отметила их многолетний труд высокими правительственными наградами: Е. В. Богданова и П. Н. Бухарина — орденом Ленина, Г. Г. Габдрахманова — орденом Трудового Красного Знамени. Все, кто был соратником Калашникова, со временем материально окрепли, встали на ноги, получили квартиры.
М. Т. Калашников:
«Не всем на заводе нравилось, как работает моя группа. Была зависть, что мои ребята и в почете, и получают премии за разработки. Все конструкторские идеи были мои, но я не зажимал ребят. Другое дело, что я был против включения в списки на поощрение тех, кто к разработкам не имел никакого отношения…
На заводе много металла перепортили в попытке сделать что-либо лучше меня. Так ничего и не получилось. Инициативу конструкторскую мы из своих рук не выпустили. В действительности, за что меня любить — абсолютно не за что».
Но Калашникова любили и глубоко уважали его подопечные. Как не уважать, если конструктор не только о железе думал, а горой стоял за специалистов, вовлеченных в разработку новых образцов. Тому много и документальных свидетельств. Вот, например, докладная записка, лично врученная 25 апреля 1972 года заместителю председателя Совета министров СССР, секретарю ЦК КПСС Д. Ф. Устинову, в которой говорилось, что «в 1969 году был отработан и поставлен на производство модернизированный единый пулемет ПКМ с его разновидностями, отличающийся от отечественных и иностранных пулеметов такого класса сравнительно малым весом, конструктивной и эксплуатационной простотой и высокой надежностью действия». «Учитывая, — писал Калашников, — что коллектив конструкторов и инженерно-технических работников, непосредственно внесший основной вклад в разработку этого вооружения, не был отмечен правительственными наградами за проделанную работу в период семилетки и за прошлую пятилетку, прошу Вашего ходатайства о представлении особо отличившихся работников к правительственным наградам. В приложенный список включены товарищи, принимавшие непосредственное участие в отработке комплексов изделий: АКМ, РПК, ПК, ПКТ, 6Т5, СВД, ПКБ и ПКМ». Подобную просьбу в адрес Устинова он просил направить директора «Ижмаша» Белобородова и ходатайствовал перед ним о премировании работников за разработку в период 1958–1961 годов единого пулемета в ротном и батальонном вариантах. Как отмечалось в подготовленной Калашниковым записке, «работы по единому пулемету были начаты на машиностроительном заводе значительно позже других КБ и только благодаря исключительному энтузиазму работников удалось в короткий срок создать образцы, которые значительно превосходят подобные образцы иностранных армий, принятые на вооружение в последние годы. Отработка пулемета проводилась на заводе в инициативном порядке, поэтому все расходы, связанные с разработкой и изготовлением образцов, списывались на общезаводские расходы и, как следствие, произведенные затраты отражались на получении прогрессивной и премиальной оплаты».
По воспоминаниям Коряковцева, Калашников был непревзойденным руководителем. Управлял коллективом спокойно, без единого срыва или крика. Именно поэтому все старались выполнить любое его поручение. Он очень хорошо умел поддержать подчиненных, даже если у них что-то не получалось. И делал это не для показухи или повышения своего авторитета, а для того, чтобы поднять дух работников, заставить их поверить в собственные силы.
Мастера-оружейники работали с ним до самого выхода на пенсию. Михаил Тимофеевич очень любил наблюдать, как спорится дело у его виртуозных слесарей, как они ловко покоряют ту или иную заготовку, превращая ее в узнаваемую деталь. Страсть как любил он и сам постоять у верстака. Очень многое умел делать своими руками, а пружины вил — даже лучше своих слесарей, вызывая у них неподдельное восхищение.
Е. В. Богданов:
«Работать с Калашниковым было одно удовольствие. Трудолюбивейший человек! Что интересно, тоже очень любил слесарить. Пружинки вил изумительно — лучше меня. Помню, сидит он рядышком за тисками, вьет пружинки и напевает песенки. Когда работа спорилась, обычно звучала задорная казачья песня «Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить…».
Помню, как Калашников заступился за меня, молодого-зеленого, когда нормировщик выписал мне неполную сумму денег за «сверхурочные». Так что Михаила Тимофеевича всегда не только автоматы интересовали, люди ему тоже были дороги.
