Надежда залезла в пикап, положила на пол сложенную картонную коробку и села на нее, привалившись спиной к стенке.
– Сиди там тихо, если гаишники остановят – голос не подавай! – напутствовал ее Степаныч.
Дверца захлопнулась, мотор заработал, и Надежда покатила в неизвестность.
Машину слегка потряхивало на неровностях дороги. Из темноты поблескивали глаза «контингента», доносились негромкие поскуливание и тявканье. Надежда задумалась.
Она вновь вспомнила события, предшествовавшие аварии.
Итак, в автобусе к ней подсела незнакомая женщина, которая заметно нервничала и явно от кого-то убегала. При ней была бордовая дорожная сумка. Судя по всему, это и была Ирина Муравьева – если, конечно, это ее настоящее имя. В пути автобус столкнулся с молоковозом. Надежда при этом потеряла сознание, однако на какое-то время пришла в себя и успела осознать две важные вещи.
Во-первых, ее соседку вытащили из перевернувшегося автобуса какие-то подозрительные люди – вероятно, те самые, от кого она убегала, а также те, которые расспрашивали о ней Григория. Во-вторых, ненадолго придя в себя, Надежда увидела, что неосознанно прижимает к себе бордовую сумку соседки.
Видимо, так, с сумкой в обнимку, ее и нашли спасатели, потому и решили, что сумка – ее и что она – Ирина Муравьева. В общем, их можно понять.
Возможно, именно Ирина и подсунула Надежде эту сумку, чтобы ее не забрали те люди в черном. Саму же Муравьеву они вытащили из автобуса до прибытия спасателей, усадили в свою машину и повезли один бог знает куда.
Однако не довезли.
На бетонке, рядом со старой мельницей, их машина разбилась, двое погибли, а третий и сама Муравьева были тяжело ранены и попали в больницу.
У Надежды возникало еще много вопросов, в частности, почему разбилась машина? Ведь Григорий и Доцент сошлись на том, что то место на бетонке вовсе не такое уж опасное. Если там и разбился какой-то тракторист, так только по пьяному делу. А люди в черном, похитившие Муравьеву, вряд ли были пьяны. Не тот случай.
Может быть, именно Муравьева каким-то образом и спровоцировала аварию?
Ну, об этом можно было только гадать.
Одна из зверюшек громко тявкнула, словно хотела что-то сообщить Надежде. Тут же пикап затормозил и остановился, задняя дверь открылась, и появился Степаныч.
– Ну, как вы тут, не поссорились? – строго спросил он. – Мы уже до города доехали. Тебя, голуба, где высадить?
– А вы куда едете?
– Мне к Сенной площади нужно.
– Ну, вот там меня и высадите!
Надежда подумала, что возле Сенной площади, которая всегда была прибежищем бомжей, люмпенов, женщин легкого поведения и прочих деклассированных элементов, она в своем наряде будет не слишком бросаться в глаза.
Степаныч закрыл дверь и поехал дальше. Надежда задумалась, впрочем, ненадолго.
Ей нужен был человек, на чью помощь она могла бы рассчитывать в любой ситуации, – и такой человек был. Надежда достала из сумки мобильный телефон Ирины Муравьевой. Тот номер, который Надежда сейчас собиралась набрать, она помнила наизусть, без преувеличения, с самого детства.
Это был номер телефона лучшей подруги Алки Тимофеевой.
Правда, телефона не мобильного, а домашнего, поэтому Надежда не была уверена, что застанет Тимофееву дома.
Но ей повезло. После двух гудков в трубке раздался хриплый незнакомый голос:
– Слушаю…
– А можно попросить Аллу Владимировну… – растерянно проговорила Надежда, безуспешно пытаясь понять, кто подошел к телефону. Вроде бы у Алкиного мужа Пети не такой бас, а тенорок. Есть еще два сына, но один женат, и живут молодые отдельно, второй вроде бы тоже с девушкой квартиру снимает. Еще овчарка есть, Дик, но не он же научился басом разговаривать?
– Это ты, что ли, Надька? – отозвался тот же голос.
– Я… – призналась Надежда. – А это кто?
– Да я же это! Алла! – прохрипели в трубке. – Что, совсем невозможно меня узнать?
– Вообще-то да… – отозвалась Надежда. – Узнать тебя трудно. Ты простудилась, что ли?
– Ну да… выпила соку холодного и голос потеряла. Поэтому я и дома. Сама понимаешь, преподавателю без голоса никак.
Тимофеева была не только преподавателем русского языка и литературы, но и школьным завучем. А в таком виде показываться в школе было никак нельзя, авторитет пропадет.
– А ты что звонишь-то?
– Вообще-то, мне помощь нужна… – чистосердечно призналась Надежда. – Но раз ты больна…
– Да не так уж я больна. Голос только потеряла, а в остальном ничего. Короче, говори, что тебе нужно?
– Ты правда сможешь?
– Что же я, брошу тебя в беде?
– Тогда записывай. Или запоминай. Мне нужна одежда – что-нибудь верхнее, а также какие-нибудь брюки, обувь… ну, размер обуви у нас одинаковый…
– Надежда, – у Алки от волнения даже слегка прорезался голос, – что с тобой на этот раз случилось? Ты опять влипла в историю? Тебя ограбили, что ли?
– Ты будешь вопросы задавать или помогать? – прошипела Надежда. – Приезжай, все расскажу!
Пикап снова остановился – на этот раз у Сенной площади. Степаныч выпустил Надежду и отправился по своим меховым делам. Прежде чем покинуть машину, Надежда прихватила валявшуюся на полу ярко-желтую бейсболку с надписью «Звероферма “Пушное”» и напялила ее на голову – на случай встречи с кем-нибудь из знакомых. Хотя в таком виде ее родная мать не узнала бы, но подстраховаться не мешало.
Надвинув для маскировки козырек бейсболки на самые глаза, Надежда подошла к Макдоналдсу, возле которого назначила встречу с Тимофеевой.
На тротуаре возле входа в Макдоналдс сидел колоритный нищий с двумя полусонными собаками. Собаки в прострации смотрели на прохожих. Надежда вспомнила, как кто-то рассказывал ей, что таким собакам подмешивают в еду сильное успокоительное, чтобы сидели тихо, не подавали голос и не создавали хозяину проблем.
Она сочувственно взглянула на собак, но те явно забеспокоились при ее приближении, одна из них даже зарычала, а вторая из последних сил оскалила пасть. Надежда поняла, что собаки даже под действием лекарств почувствовали запах зверей, с которыми она ехала в пикапе.
Тут на ступеньках метро появилась до боли знакомая фигура Алки. Тимофеева, как обычно, была одета в просторное драповое пальто в ослепительную желто-зеленую клетку, в котором была похожа на огромную порцию яичницы с луком. Алка ничего не могла поделать со своей страстью к вызывающе ярким цветовым сочетаниям, а также придерживалась распространенного заблуждения, что одежда свободного покроя скрывает лишний вес.
Надежда устремилась ей навстречу, поравнялась и проговорила приглушенным голосом: