Нина же помогала матери по дому и читала умные книги, которые ей давал Жозе Мануэл. Получив от Силвии выходное пособие, другой работы она не нашла, а теперь эти поиски и вовсе становились бессмысленными, поскольку Нина всё-таки собиралась ехать с Жозе Мануэлом в Рио.
Но Силвия не забыла о Нине и вновь позвала её к себе.
Нина была потрясена, увидев, как Силвия сама встала с инвалидной коляски и достаточно легко пошла навстречу гостье.
— Это невероятно! — воскликнула Нина. — Произошло чудо?
— Нет, это результат каждодневных мучительных тренировок, — пояснила Силвия. — Я давно уже потихоньку хожу, только Умберту об этом не знает.
— Но почему вы скрываете от него? Это же такая радость!
Силвия тяжело вздохнула и поведала Нине ещё одну печальную историю своих отношений с мужем:
— Поначалу я хотела сделать ему приятный сюрприз. Он всегда говорил, подбадривая меня, что мы ещё станцуем с ним вальс. Вот я и старалась, помня о том вальсе. Разрабатывала ноги, превозмогая боль. А Умберту все вечера проводил в борделе. Домой возвращался пьяным. От него разило дешёвыми женскими духами. И тогда у меня появился новый стимул к выздоровлению: я мечтала станцевать с ним теперь уже прощальный вальс! А потом мне и этого не захотелось. Я распрощаюсь с ним без музыки и без танцев! Но мне очень нужна твоя помощь. Надеюсь, ты меня поддержишь?
— Вы всегда можете на меня рассчитывать, — без промедления ответила Нина. — Только что я могу для вас сделать?
И Силвия изложила ей свой план:
— Я хочу вернуть тебя на фабрику, но с гораздо большими полномочиями, чем прежде. Теперь ты будешь заниматься не столько технологией производства, сколько его организацией, а значит, бухгалтерией и финансами.
— Но я же в этом ничего не смыслю!
— Нет, ты недооцениваешь себя, — возразила Нине Силвия. — Ведь ты уже делала экономические расчёты, и они были очень толковыми, грамотными, я их видела. А подробнее изучить бухгалтерию и финансы тебе поможет Онофри, наш бухгалтер. Ты пока не будешь подписывать никаких финансовых документов, а потом, когда вникнешь во все тонкости руководства фабрикой, займёшь место Умберту. Это и будет для него «прощальный вальс»!
— Но он не потерпит меня рядом с собой!
— Потерпит. Об этом я сама позабочусь.
— Но я не справлюсь!
— Справишься. Я в тебя верю. Не забывай, что теперь я могу ходить, и вдвоём с тобой мы всё осилим!
Нина не могла сразу принять столь неожиданное предложение и попросила хотя бы день на раздумье. Но уже по дороге домой она приняла решение и так объяснила его Жозе Мануэлу:
— Я отвечу согласием. Во-первых, потому, что не могу подвести Силвию, которая в меня верит и нуждается в моей помощи. Во-вторых, я не должна упускать возможность помочь моим подругам-ткачихам. Если они станут получать больше за свой нелёгкий труд, то уже ради этого стоит принять предложение Силвии.
— А как же я?.. А как же мы?.. — растерянно спросил Жозе Мануэл.
— Ты не дослушал меня, — улыбнулась Нина. — В-третьих, я хочу пройти эту школу затем, чтобы свободно ориентироваться в экономике и финансах, а потом уже со знанием дела помогать тебе в твоём пекарском бизнесе. Представляешь, как будет здорово, если мы соединим твоё университетское образование и мой практический опыт!
— Да, это было бы здорово, — согласился Жозе Мануэл. — Только на приобретение такого опыта потребуется много времени!
— Нет, я сразу предупрежу Силвию, что поработаю у неё всего несколько месяцев и потом уеду к тебе, — пообещала Нина.
Жозе Мануэл в ответ лишь печально покачал головой.
Глава 12
Исколесив всю фазенду и не найдя матери, Маурисиу вернулся домой усталым и опустошённым, поэтому и трудный разговор с ней прошёл достаточно спокойно, без выплеска бурных эмоций.
— Это правда, что мой настоящий отец был итальянцем? — спросил он каким-то странно отрешённым тоном, и Франсиска ответила:
— Да, правда. Но я скрывала это, потому что твоему рождению предшествовала страшная семейная трагедия. Не хотелось, чтобы ты о ней знал.
— Я и об этом слышал, — небрежно бросил Маурисиу.— Ты забеременела от какого-то итальянца, а твой отец его убил. Верно?
— Нет, не верно, — строго сказала Франсиска.— Ты упустил самую важную деталь: того итальянца звали Луиджи Арелли, и мы с ним любили друг друга до самозабвения! Он был самым красивым и самым умным из всех итальянцев, работавших у нас на фазенде. У нас была чистая романтическая любовь, и не моя вина, что всё завершилось кровавой трагедией.
— Значит, ты его любила, и я — дитя той любви?
— Да, ты — продолжение той любви.
— А ты в этом уверена? Если я не сын своего отца, то, может, я и не твой сын? Однажды ты назвала меня незаконнорожденным!
— Маурисиу, не надо обижать меня, — спокойным тоном попросила Франсиска. — Не дай бог никому пережить такого горя, какое пережила я, потеряв любимого человека!
— Но ты, насколько мне известно, очень скоро утешилась с другим, — заметил, криво усмехнувшись, Маурисиу.— Кстати, а ему было известно, что я — не его сын?
— Я думаю, Марсилиу всё знал, хотя никогда не заговаривал со мной на эту тему, — ответила Франсиска.
— Понятно, — укоризненно покачал головой Маурисиу. – Он, то ли знал, то ли нет, а ты, помалкивая, фактически обманывала его.
Франсиска не обиделась на сына. Она понимала, в каком состоянии он находится, и всячески хотела помочь ему преодолеть душевный кризис.
— Всё было гораздо сложнее, чем, кажется сейчас. Я должна была побеспокоиться о твоей судьбе, — пояснила она. — Марсилиу любил тебя как родного сына, и это считала самым важным.
— Я его тоже любил! А ты, выходит, никогда его не любила, только притворялась! — резко произнёс Маурисиу и, неожиданно прервав разговор, вышел из гостиной.
— Ничего, он сейчас успокоится, — сказала матери Беатриса. — Честно говоря, я ожидала худшего, но всё, кажется, обошлось.
Она не знала, что в это же время Маурисиу рыдал у себя в спальне и бился в истерике.
— Это ужасно, Катэрина! — выкрикивал он сквозь слёзы. — Я, оказывается, не я, а отпрыск какого-то Арелли!
— Ты — это ты, — мягко, как малому ребёнку, внушала ему Катэрина. — Ничего не изменилось. Ты — мой Маурисиу, я тебя любила и люблю. Не надо плакать.
Но для Маурисиу, похоже, изменилось многое, причём, то, что он всегда считал основополагающим и незыблемым. Семья, мать, отец — всё вдруг рассыпалось, потеряло прежние очертания. Как с этим жить? Как заново обрести твёрдую почву под ногами? Он этого не знал, и потому так мучился.
