Дженаро между тем доиграл музыкальную пьесу до конца, не подозревая, что сын находится совсем рядом, только оглянись, и увидишь его! А Тони, дождавшись паузы, тихонько тронул отца за плечо:
— Папа, это я, Тони...
Они обнялись, и никакие слова примирения оказались им не нужны.
Чуть позже Дженаро, правда, сказал сыну:
— Ты прости меня, сынок, за всё. Я всегда любил тебя и сейчас люблю.
— Я тоже тебя любил и люблю, — ответил Тони. — И ты меня тоже прости за всё.
Из музыкального магазина они поехали в пансион, где дона Мариуза уже приготовила для них праздничный ужин.
Дружно выпили за встречу и — пошли воспоминания. О детстве, о матери, о музыке, о Джузеппе... Избегали говорить только о Марии, помня, что здесь присутствует Камилия. Правда, Дженаро, подвыпив, допустил всё же одну проговорку. Вспоминая о Розе, он сказал сыну:
— Незадолго до смерти она написала тебе подробное письмо, но отправить не успела. А я не хотел, чтобы ты получил это письмо, и положил его вместе с ней в гроб... Вот такая я скотина! Ты прости меня, если сможешь...
— А что было в том письме? — спросил Тони.
— Там было всё то, о чём я тебе никогда не говорил. Моя дорогая Розинела написала, что я люблю тебя. Она это знала... И ещё она там писала, что у тебя будет ребёнок...
Тут Дженаро осёкся, спохватившись, что сболтнул лишнее, но Камилия насторожилась, ожидая продолжения, а Тони, заметив это, поспешил исправить положение:
— Мне кажется, я не успел написать вам, что Камилия была беременна. Значит, мама сама догадалась?
— Не знаю, может, догадалась, а может, придумала, — подыграл сыну Дженаро.— Ей всегда хотелось иметь большую семью — много детей, много внуков.
Он произнёс это с такой уверенностью, что и Камилия, и Тони приняли его версию как единственно возможную, хотя вначале оба подумали, конечно же, о ребёнке, которого в то время могла вынашивать Мария.
А Дженаро, с трудом вывернувшись из сложной ситуации, больше не допускал подобных оплошностей.
И лишь потом, когда Тони и Камилия ушли домой, он изрёк, апеллируя к Мариузе:
— Вы поняли, что случилось, дона Мариуза? Ещё вчера я был один-одинёшенек, а теперь у меня целое семейство с такими проблемами, в которых будет очень трудно разобраться!
— Да, я вас понимаю, — сочувственно ответила она. — У вашего Тони очень приятная жена. И что вы будете делать, если вернется Мария?
— Не знаю, — развёл руками Дженаро. — Камилия мне тоже понравилась. К тому же, это ведь именно она меня разыскала. А я должен отплатить ей чёрной неблагодарностью? Нет, я не смогу так поступить.
— И вы не скажете Тони, что у него есть сын?
— Нет, скажу, только со временем. Такие важные вещи нельзя скрывать, — твёрдо ответил Дженаро. — Ни сын, ни внук мне потом этого не простят. Я думаю, если бы мы сразу написали Тони, что Мария ждёт от него ребенка, то он, может, и не женился бы на этой милой еврейке... Эх, лучше бы я тогда помог Марии бежать в Бразилию к моему сыну!..
— Не казните себя задним числом, сеньор Дженаро, — сказала Мариуза. — Вы, наверное, забыли, что у Марии тогда был строгий отец и она в то время уже была замужем. Да она и сейчас замужем, хоть и не любит своего мужа. А если вы скажете Тони, что у него есть сын, то порушите его брак с еврейкой, в этом можно не сомневаться...
— Да, как ни поверни, а всё выходит плохо, — подвёл печальный итог Дженаро. — Ладно, у меня ещё есть какое— то время, чтобы осмотреться, подумать. Завтра я схожу к Тони, посмотрю, как он там живёт, познакомлюсь с женой моего брата. А с Ниной вы меня сами познакомили, только я тогда не знал, что она — моя племянница.
— И никто не знал, — подхватила Мариуза. – Но, несмотря на это, мы встретили её тут хорошо, по-родственному, правда? У вашего брата очень красивая и очень приятная дочка! И жених у неё замечательный!
— Да, с роднёй мне повезло: все красивые, все хорошие. И внук у меня красивый, и Мария... — Дженаро тяжело вздохнул. — Но я бессилен сделать их всех счастливыми!
На следующий день он побывал в бедняцком квартале, и там выяснилось, что с Мадаленой он тоже встречался, когда приносил письмо Жозе Мануэлу.
— Какие же мы слепые и глухие! — отметил он с сожалением. — Жизнь настойчиво подаёт нам знаки, а мы не берём их в расчёт, ничего не видим и не слышим. Я пришёл в этот двор, увидел жену моего брата и — ничего не почувствовал. А ведь Тони и Камилия уже здесь жили! Но я и этого не почувствовал.
— В то время, когда вы приходили, Тони жил здесь один, — поправила его Мадалена. — Он тогда как раз ушёл от жены, и мы пристроили его в комнату к Жозе Мануэлу. А потом он стал работать грузчиком на рынке.
Такое уточнение огорчило Дженаро ещё больше. Если бы он тогда встретился с Тони, то всё устроилось бы гораздо проще! Он бы забрал сына к себе в пансион, а вскоре туда пришли бы и Мария с внуком. Мальчик бы теперь жил с родным отцом и матерью. Ну, Камилия, конечно, погоревала бы, так ведь они с Тони и без того жили врозь...
— А вы не знаете, почему Тони ушёл из дома тестя и жил здесь один, без жены? — спросил Женаро у Мадалены.
— Потому что она изводила его ревностью. Камилия очень ревнивая! Она до сих пор думает, что Тони любит ту итальянку, Марию.
— А вы как думаете? Это действительно так?
— Я знаю точно, что он не может забыть свою Марию. Он сам это говорил, — сообщила Мадалена.
Дженаро сокрушённо покачал головой:
— Ну и дела!.. А почему же он снова сошёлся с Камилией?
— Наверное, пожалел её. Она очень любит Тони! Ушла за ним из богатого дома, теперь ютится в малюсенькой комнатке, сама готовит еду, стирает, гладит. И ревность свою сильно поумерила. Вообще она хорошая девушка, Тони с ней повезло.
— Мне она тоже понравилась, — вздохнул Дженаро и попросил Мадалену проводить его к Камилии.
Тони был в это время на работе, и Дженаро получил возможность поближе познакомиться с невесткой, поговорить с ней наедине.
Камилия рассказала ему, как Тони появился у них в доме, и она сразу же в него влюбилась, а потом, когда он работал в художественной мастерской, тайком покупала там картины, чтобы он мог получать хоть какие-то деньги.
— Тони очень гордый, — говорила она. — Отказался от помощи моего отца, работает грузчиком. А ведь он талантливый музыкант и художник! У меня сердце кровью обливается, когда вижу его огрубевшие руки — в мозолях и ссадинах!
— Хорошо, что ты это понимаешь, — растроганно произнёс Дженаро. — Тони действительно прекрасный музыкант. Но пианисту очень трудно здесь найти работу, практически невозможно. Уж я-то знаю!..
Они ещё долго беседовали, и Дженаро узнал, как Камилия дважды уходила из дома, следуя за его сыном, — сначала в мастерскую Агостино, а затем сюда, в бедняцкий квартал.
