Это была не первая и не последняя договоренность, которая просуществовала недолго. Ведомство госбезопасности всё равно считало своим долгом контролировать Наркомат иностранных дел и особенно влиять на кадры.
Полпреды ощущали, что находятся под постоянным контролем, и всегда ожидали какой-нибудь пакости со стороны резидента. И позже резиденты бдительно следили за послами и обо всех промахах докладывали в Москву, поэтому послы тихо ненавидели и боялись своих помощников-разведчиков.
Но Александра Михайловна Коллонтай чувствовала себя достаточно уверенно. К тому же с Менжинским они были давно знакомы. В первом советском правительстве, где она была наркомом, Вячеслав Рудольфович получил пост заместителя наркома финансов.
Коллонтай, войдя в его кабинет, полушутя, но весьма уверенным тоном, не оставлявшим сомнений в решимости добиться своего, заявила:
— Я не уйду отсюда, пока вы, Вячеслав Рудольфович, не выпустите шофера норвежского посланника.
Менжинский убеждал ее, что норвежцы ведут «нехорошую работу» — не для себя, конечно, а для Англии, что есть «доказательства» насчет шофера. Разговор шел один на один. И Коллонтай разгорячилась:
— Речь идет о признании нас Норвегией де-юре, а вы арестовываете какого-то шофера! Не учитываете большую политику.
Менжинский при Коллонтай вызвал начальника контрразведки Артузова. Велел еще раз проверить дело.
Артур Христианович Артузов (настоящая фамилия — Фра-учи) — один из самых известных чекистов. Он родился в семье сыровара, эмигранта из Швейцарии. В советских анкетах называл себя то швейцарцем, то итальянцем. Артур Фраучи прекрасно пел, у него был сильный тенор, он участвовал в любительских спектаклях. Но его тянуло не к искусству, а к политике. В январе 1919 года Артузова взяли в ВЧК, в июле 1922 года утвердили начальником важнейшего контрразведывательного отдела.
На Лубянке каждый иностранец априори считался разведчиком, поэтому и был арестован ни к чему не причастный посольский водитель. Контрразведчики Артузова демонстрировали масштабную борьбу с иностранцами, пренебрегая возражениями хозяйственников, которые дорожили работавшими в России специалистами и иностранными концессиями. Леонид Красин, покровительствовавший Александре Коллонтай, пытался после революции наладить торговые отношения Советской России с внешним миром. Говорил Ленину, что сотрудничество с западными державами вполне возможно. Главное препятствие, объяснял Красин, произвол чекистов. На то же жаловался и Чичерин. Ленин периодически занимал их сторону, требовал «подвести под расстрел чекистскую сволочь». Но Ленина не стало…
Александра Михайловна Коллонтай ушла с Лубянки только, когда ей пообещали, что будет сделано всё, что возможно. На следующий день ей позвонил норвежский посол Якхельн и поблагодарил: шофер уже за рулем посольской машины.
Александру Михайловну в Норвегии ждали некоторые перемены в жизни советской колонии. Нравы стали жестче, работавшие под прикрытием чекисты — подозрительнее.
Дело в том, что 12 мая 1927 года британская полиция провела обыск в помещении «Аркос» (All Russian Cooperative Society Ltd.) — совместного советско-британского акционерного общества, которое с 1920 года занималось внешней торговлей от имени различных советских организаций. Частная компания «Аркос» располагалась в одном здании с советским торгпредством, так что полиции попали в руки и переписка торгпредства, и все шифры. Познакомившись с документами, 25 мая британское правительство разорвало дипломатические отношения с Советской Россией.
Политбюро приняло ряд решений, стараясь извлечь уроки: «Послать по линии ОГПУ шифротелеграмму о принятии срочных мер по соблюдению конспирации в работе и уничтожению компрометирующих документов…
Обязать полпредов немедленно уничтожить все секретные материалы, не являющиеся абсолютно необходимыми для текущей работы как самого полпредства, так и представителей всех без исключений советских и партийных органов, включая сюда ОГПУ, Разведупр и Коминтерн…
Совершенно выделить из состава полпредств и торгпредств представительства ИНО ГПУ, Разведупра, Коминтерна, Профинтерна, МОПРа.
Шифры менять каждый день, проверить состав шифровальщиков. Послать специальное лицо с неограниченными правами по осуществлению строжайшей конспирации шифровальной работы, имея в виду в первую очередь объезд таких стран, как Франция, Италия, Варшава, Токио, Берлин (кандидатуру наметить особо).
Проверить состав представительств ИНО ГПУ, Разведупра, Коминтерна…»
В Норвегии произошли большие политические перемены. В октябре 1927 года на парламентских выборах победила рабочая партия (социал-демократы). Левые смогли сформировать правительство, которое обещало действовать в интересах рабочего класса и идти к «социалистическому обществу».
Коллонтай в телеграммах отмечала это как большой успех, и на заседании политбюро 2 февраля 1928 года решили: «В отношении с норвежским рабочим правительством принять предложение НКИДела относительно заключения пакта о ненападении и нейтралитете».
В остальном в Норвегии Коллонтай всё было знакомо. 20 декабря 1927 года она записала в дневнике: «Опять та же забота: помещение. Парадные комнаты очень хороши, но дом почти пустой, и мне предстоит его меблировать. Будь у меня жена, она бы с меня сняла эти скучные хлопоты. В этом неудобство женщины-полпреда — нет жены-хозяйки и несешь двойную нагрузку…»
Конец 1920-х годов в Европе — это кинематограф, варьете, автомобильные гонки, джаз и танцевальная лихорадка. В моде спорт, туризм, диета и забота о фигуре. Идеал красоты — спортивные фигуры и холодные глаза. Темп новой жизни завораживал. Переменился весь духовный и общественный климат. 6 сентября 1929 года Коллонтай поделилась с Шадурской: «Дорогая Зоюшка, была я на днях на говорящем кино. Технически это просто комбинация кино и граммофона, который стоит за экраном, но, конечно, нужно, чтобы совпадали звуки и слова с тем, что происходит на экране. Мне пока не понравилось. И не потому, что еще много несовершенств: слышно шипение штифта, голоса будто из погреба — особенно женские, но главное, опять появляются ненужные длинноты, разговоры там, где и так всё ясно…»
Находились и поводы для огорчения: «Из-за режима экономии у полпредства нет своей машины, и я пользуюсь наемным автомобилем. В торжественных случаях на него водружаем наш советский флаг. В аппарате НКИД кто-то решил, что в малых странах своя машина — лишняя роскошь: надо включить в штат еще шофера и проч. Неверно. Именно в малых странах соблюдают особо тщательно знаки престижа послов…»
Сбежавший атташе
Восемнадцатого января 1929 года Особое совещание при коллегии ОГПУ оформило принятое политбюро решение о высылке бывшего члена политбюро и председателя Реввоенсовета Республики Льва Давидовича Троцкого за пределы Советского Союза.
Троцкого с семьей на поезде доставили в Одессу. Его архив и библиотеку заранее погрузили на борт парохода «Ильич». 10 февраля 1929 года Льва Давидовича привезли на пароход. Капитан получил запечатанный конверт с указанием вскрыть его в море.
