В июне 1924 года Григорий Зиновьев провозгласил лозунг «Лицом к деревне!». Это означало перемену в отношении к крестьянину, которого прежде грабили и гнобили. В середине апреля 1925 года Николай Бухарин призвал: «Обогащайтесь!» Но экономическое развитие деревни рассматривалось партийным аппаратом как фактор, ведущий к буржуазной реставрации. Предприимчивость фактически приравнивалась к преступлению. Нэп в определенном смысле погубил идеологию. Коммунисты не выдержали искушения и спешили обогатиться сами.
В манифесте «Рабочей группы РКП» с гневом и возмущением говорилось о «перерождении» правящей верхушки: «Члены правления какого-нибудь треста получают ставку в 200 рублей золотом, имея при этом бесплатную машину, дешевую хорошую квартиру, имея тысячи возможностей приобрести предметы потребления дешевле рабочего, а рабочий (тоже коммунист) получает сверх госснабжения 4–5 рублей в месяц, да и из этого же платит за квартиру и свет. Разница получается значительная».
Вообще говоря, примерно о том же 28 марта 1923 года Дзержинский писал своему заместителю в чекистском ведомстве Генриху Григорьевичу Ягоде: «На почве товарного голода НЭП, особенно в Москве, принял характер ничем не прикрытой, для всех бросающейся в глаза спекуляции, обогащения и наглости. Этот дух спекуляции уже перебросился и в государственные, и в кооперативные учреждения и втягивает в себя всё большее количество лиц вплоть до коммунистов. Этому надо положить конец».
Разница состояла в том, что правящая группа считала справедливыми привилегии для начальства и возмущалась теми, кто берет не по чину. Оппозицию же в принципе возмущала воцарившаяся в советском обществе сословность, когда к должности прилагаются материальные блага, недоступные другим гражданам.
Радикальных оппозиционеров возглавил старый большевик Гавриил Иванович Мясников, бывший член ВЦИКа и глава Пермского губкома партии. Тот самый, который убил великого князя Михаила Александровича, младшего брата императора Николая II.
Второго марта 1917 года император отрекся от трона в пользу младшего брата. Но тот, недолго подумав, подписал акт отречения: «Принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, выраженная Учредительным собранием».
После Октябрьской революции, в марте 1918 года, Совнарком выслал великого князя Михаила Александровича в Пермь, где он должен был находиться под надзором. В ночь на 13 июня Мясников с группой чекистов и милиционеров вывел бывшего великого князя из гостиницы, где тот жил, и вывез за город; там его и расстреляли. Это было не исполнение приказа Москвы, а местная инициатива.
Еще Гавриил Мясников прославился страстным письмом Ленину: «Я хочу свободы слова и печати, для меня, пролетария, который состоит в партии шестнадцать лет и состоит не за границей, а в России. Из одиннадцати лет (до 1917 года) моей партийности я семь с половиной лет сижу в тюрьмах и каторге… Был нещадно избиваем, подвергался пыткам. Остальные три с половиной года проходят в бегах… Вы разве не знаете, что за такой разговор, который веду я, не одна сотня и тысяча пролетариев сидят в тюрьмах. Если я хожу на воле, то потому, что я коммунист шестнадцать лет, который свои коммунистические взгляды омыл страданиями, ко всему этому меня знает рабочая масса…»
Мясников предложил: «Отменить смертную казнь, провозгласить свободу слова, которую в мире не видел еще никто от монархистов до анархистов включительно. Этой мерой мы закрепили бы за нами влияние в массах города и деревни, а равно и во всемирном масштабе».
Ленин на это послание честно ответил: «Мы самоубийством кончать не желаем и потому этого не сделаем… Свобода слова сегодня — это свобода международной буржуазии покупать нашу прессу, свобода для контрреволюции, это гибель Советской России, между тем, мы должны сломать челюсти буржуазии».
Его доводы Мясникова не убедили: «Беда в том, что, поднимая свою руку на капиталиста, вы наносите удар рабочему. Вы очень хорошо знаете, что за такие слова, которые я сейчас произношу, сотни, возможно, тысячи рабочих томятся в тюрьме… Если бы я был обычным механиком, где бы я был теперь? В тюрьме Чека или, что более вероятно, мне устроили бы «побег» также, как я устроил «побег» Михаилу Романову. Повторяю еще раз: вы поднимаете руку на буржуазию, но получается, что я харкаю кровью, и именно нам, рабочим, ломают челюсти».
В мае 1921 года непримиримый и бескомпромиссный Гавриил Мясников вновь обратился в ЦК. Жестко критиковал бюрократизм в партии и неравенство. В Пермской губернии он был очень популярен, особенно среди молодежи, комсомольцев. Тем не менее в марте 1922 года его исключили из партии — за разложение. Борец по натуре, он не смирился. Вместе с соратниками из Перми и Мотовилихи создал тайную организацию «Рабочая группа».
На гектографе Мясников размножил «Манифест Рабочей группы», который хотел представить XII съезду партии. Но в мае 1923 года Гавриила Ивановича арестовали. Всё его преступление состояло в том, что он, будучи правоверным большевиком, не соглашался с какими-то действиями партийного руководства.
Из камеры Мясников обратился в ЦК: «На XII съезде РКП в заключительном слове тов. Зиновьев заверил съезд, что ЦК будет бороться с Мясниковым идейно. Только успели делегаты разъехаться, как я арестован. Предъявив мне самые нелепые обвинения, срочно высылают за границу. Для идейной борьбы у ЦК РКП, как видно, необходимых для этого рода борьбы вещей не хватает. Я хочу, чтобы меня до высылки за границу освободили из-под ареста и дали бы мне возможность выехать без конвоя…»
В надежде избавиться от популярного смутьяна Гавриила Мясникова выслали в Берлин. Уже без него «Рабочая группа», к которой присоединились активисты «Рабочей оппозиции», в июле провела конференцию, на которой избрали секретариат из четырех человек и бюро для работы среди молодежи. После ареста Мясникова группой руководил Николай Владимирович Кузнецов. В деятельности «Рабочей группы РКП» не было ничего антисоветского, лишь тон критики стал более жестким. Но сам факт создания группы был воспринят как выпад против существующей власти.
В Москве рассчитывали, что, оказавшись в эмиграции, Гавриил Иванович успокоится и перестанет заниматься политикой. Но он продолжал активно выступать и критиковать советское партийное руководство. Тогда было решено заставить его замолчать.
Седьмого сентября 1923 года Дзержинский отправил письмо полпреду в Германии Николаю Крестинскому (недавнему секретарю ЦК партии):
«Прошу Вас по возможности лично вызвать Мясникова к себе и объявить ему об отмене высылки и разрешении ему вернуться в пределы СССР. Отмена высылки совершена ввиду того, что пребывание Мясникова в Германии является нежелательным вследствие развитой им антипартийной и антисоветской работы и установления им контакта с левым крылом германской компартии. Необходимость непременного возвращения Мясникова в СССР признана руководящими кругами.
Просьба к Вам: принять все меры к тому, чтобы Мясников выехал немедленно обратно в Совроссию. Из беседы с Вами у Мясникова должно создаться впечатление, будто вопрос о репрессиях против него отпал».
