Впрочем, не хватало и обычных патронов.
2 марта к началу штурма Амги в дружине Пепеляева оставалось по полтора десятка патронов на бойца.
Расстреляв их, дружинники вынуждены были отступать.
Часть отступила на Усть-Миль, часть попала в плен. В плену остался весь лазарет.
Погиб в Амге и видный деятель повстанческого движения, добрый знакомый Алексея Елисеевича Кулаковского Петр Александрович Куликовский. Когда красноармейцы ворвались в село, он бежал из Амги и спрятался в лесу под зародом сена, но 3 марта его нашел крестьянин и доставил в Амгу, где Куликовского поместили в лазарет. Здесь в лазарете Петр Александрович и закончил свою революционную жизнь, приняв яд.
7
Успеху красноармейских частей способствовало не только их подавляющее превосходство над противником и в численности, и в вооружении, но и то, что Якутску весьма удачно удалось разыграть национальную карту.
Офицеры в дружине Пепеляева преимущественно были русскими, а рядовые — якутами. Офицеры и прежде всего сам генерал мечтали об освобождении от большевиков России, рядовых дружинников эта идея занимала значительно меньше.
Кроме того, якутские большевики развернули активную пропаганду среди якутского населения, рассказывая об образовании республики и призывая сложить оружие и заняться совместной работой на ее благо, что нашло среди них живой отклик. Как заявляли члены общества «Саха омук», «существование якутов как нации вне и без рабоче-крестьянской власти немыслимо».
В Оймяконе уже в сентябре 1922 года появился дядя А. Е. Кулаковского Роман Кулаковский, который приезжал вести с членами ВЯОНУ переговоры о сдаче.
«Большую решающую роль сыграл приезд Романа Кулаковского, — вспоминал А. С. Ефимов. — Если бы он не был дядей Алексея Елисеевича, то отнеслись бы к его информации с предубеждением. Большую роль, я думаю, сыграла информация Романа Кулаковского о том, что будет объявлена широкая амнистия к национальной интеллигенции».
«Гуманная политика обеспечила всемерную поддержку якутской интеллигенцией советской власти в период вторжения белой дружины генерал-лейтенанта А. Н. Пепеляева, — пишет исследователь этого периода Гражданской войны Егор Антонов. — Г. Сивцев тогда обратился к братьям-якутам с призывом «встать с оружием на защиту автономной советской Якутии». Из числа 200 бывших повстанцев сформировался Якутский народно-революционный отряд (Якнарревдот), политотдел которого возглавил М. К. Аммосов. Сиббюро же, высказав недоверие к партийно-советскому руководству Якутской АССР, запретило организовывать подобные формирования. Набор в национальную часть пришлось ограничить до 100 человек. Но нарревдотовцы установили связи с якутскими подразделениями пепеляевцев и начали переговоры об условиях их сдачи».
После поражения в Амге судьба похода на Якутск была решена.
Отряды добровольцев получили приказ генерала Пепеляева отступать к Охотскому морю.
— Братья добровольцы, мы исполнили долг до конца! — обращаясь к своим солдатам, сказал генерал Пепеляев. — Измученная коммунистами наша родина требовала наших жизней. Мы их безропотно отдавали за благо ее. По призыву представителей якутского населения, чтобы помочь народу в борьбе с врагами, мы пошли и на этот далекий, холодный и дикий север. Многие из нас сложили свои кости в этой пустыне. Мы, оставшиеся в живых, обречены на худшие испытания. Мы идем навстречу жестокой неизвестности. Неизбежно испытаем голод, холод и тяжелые походы при слабой надежде на спасение. Удастся ли нам выбраться обратно на территорию Китая, трудно сказать, при отсутствии помощи… Тот, кто не находит в себе сил перенести названные мною тяжелые испытания и кто поколебался в правоте нашего дела, пусть остается. А кто готов идти со мной — пол-оборота направо, шагом марш!
Сам Пепеляев весной 1923 года оказался в Аяне, отряд генерала Ракитина — в Охотске.
И обрушилась вдруг на стервятников кара,
это Строд-командир налетел, словно шквал…
В этом стихотворении «Господин генерал», написанном председателем СНК Якутии Платоном Алексеевичем Слепцовым (Ойунским), содержатся две неточности.
Во-первых, генерала Анатолия Николаевича Пепеляева, который даже после взятия Амги предложил пленным красноармейцам или остаться у него в дружине, или, получив трехдневный паек, идти в Якутск к красным, очень трудно было назвать стервятником.
Ну а во-вторых, пленение генерала Пепеляева и ликвидация генерала Ракитина — это дело рук не Ивана Яковлевича Строда, а другого героя Гражданской войны Степана Сергеевича Вострецова.
Герой штурма Спасска, кавалер трех орденов боевого Красного Знамени Степан Сергеевич Вострецов возглавлял карательную операцию, в результате которой были ликвидированы остатки дружины генерала Пепеляева.
5 июня 1923 года окруженный отрядом Вострецова застрелился генерал Ракитин…
17 июня 1923 года генерал Пепеляев сдался отряду Вострецова и написал письмо пепеляевцам о добровольной сдаче. В итоге 103 офицера и 230 солдат сдались…
Анатолия Николаевича Пепеляева судили во Владивостоке и приговорили к расстрелу, но потом заменили приговор десятью годами тюрьмы и все-таки расстреляли только после отсидки…
Глава шестая
ПОСЛЕДНЯЯ ПОЭМА
Говорят,
Что добрые,
Светлые небожители
Меня научили,
Чтобы я своим
Златогорлым пеньем
Весело отвлекал
Своих добрых друзей,
Когда они,
Попусту враждующие
Между собою,
Всеобщим посмешищем
Станут.
«Я, как и все мои друзья, решил сдаться красным… — писал в августе 1923 года повстанец Петр Слепцов. — Красные победили наших везде, и нет ни одного уголка в Якутской области, где бы держались белые. Думали освободить наш народ от ига большевиков. Думали отомстить им за безвинно погибших братьев, но победить большевиков нам не удалось, отомстить тоже. Народ наш отошел от нас, и ничего не осталось у нас…
Не говорите, Евдокия Ивановна, что мы сдаемся по своей слабости, не попрекайте нас в непоследовательности и неустойчивости — сила силу ломит. Нам без ваших упреков тяжело и страшно больно сдаваться врагам своим, с которыми мы не дружить хотим, а бить и истязать…
Сдаемся мы еще с большим желанием мстить и когда-нибудь рассчитаемся с ними по-своему».
Письмо адресовано жене Кулаковского Евдокии Ивановне Кулаковской и интересно еще и тем, что характеризует Евдокию Ивановну как если и не активную, то во всяком случае принципиальную противницу большевистской власти.
