Вчетвером они все вышли на улицу.
– Я могу вас подбросить, – сказал Олег Петру и Павлу.
– Спасибо, нет. Мы сами, – братья переглянулись, улыбнулись чуть смущенно и направились прочь.
– Чего это они? – спросил Олег у Зины.
– Да все нормально. Все правильно.
– Тогда едем ко мне.
– Может быть… может быть, нам с тобой надо… – нерешительно начала она.
– Зина. Зиночка. – Он поднял ладонями ее лицо к себе. – Выходи за меня замуж.
– Ты серьезно? – растерялась она.
– Абсолютно.
– И ты меня не ревнуешь?
– Ревную. До безумия. И хочу спросить… Нет, это глупо.
– Ну что, что, спрашивай! – нетерпеливо воскликнула она. – А, знаю. Спорим, ты хочешь спросить, не спала ли я с Юрием.
– Да. Именно это хочу спросить, – был вынужден признаться Олег.
– Нет, не спала, – она помолчала, а потом вдруг произнесла с вызовом, с иронией: – А если бы я сказала – да, я спала с ним, ты бы меня сейчас бросил? Вот прямо здесь? Только честно!
– Правда? – сквозь зубы произнес он. – Так это правда? Ты спала с ним?!
– Нет.
– Что же ты… – Он схватился за голову, потом засмеялся с отчаянием и выдохнул: – Это мне возмездие. За Броню. Я точно знаю. Как она меня преследовала с вопросом, было что у меня с Велинской или нет! А теперь вот я на ее месте оказался. – Он помолчал. – И ничего бы я тебя не бросил. Я тебя ревную, но я тебя все равно не отдам. Не отпущу. Ты только верь мне, что я люблю тебя. Тебя одну.
Они поехали к Олегу домой. Там их уже ждал сын, Стива. Неловкий, смешной, себе на уме парень, непонятно в кого такой. Он уставился сначала на отца, потом перевел взгляд на Зину. Пожевал губами и неуверенно спросил:
– Есть будете? Я тут запеканку сделал. Вкусную. Она чуть подгорела, но я эту подгоревшую корку отрезал. А так ничего, правда. Есть вполне можно. Я к духовке еще не приноровился.
– Будем, – энергично кивнула Зина. – Я, знаете ли, голодная. Пыталась недавно есть сырое мясо, но оно как-то не пошло у меня.
– Вас в клетке держали? – серьезно спросил Стива.
Олег и Зина переглянулись.
– В зоопарке тигры в клетке сидят, и их сырым мясом кормят, – пояснил Стива.
Олег с Зиной переглянулись опять и засмеялись.
…Ночью они почти не спали. Было жарко, хотя под потолком, пусть и негромко, но трудолюбиво и настойчиво гудел кондиционер.
– Все, ну все, хватит! – в какой-то момент не выдержала, засмеялась Зина, отталкивая Олега. – Горшочек, не вари.
Он тоже засмеялся, прижался к ее плечу с поцелуем.
– А ты спал с Велинской в ту ночь? После выпуска… – вдруг спросила Зина.
– Да. Но Броне я никогда в этом не признавался. Я все отрицал и отрицаю до сих пор. Что ты еще хочешь узнать о моей личной жизни?
– Ничего, – прошептала Зина. – Но это так глупо все. Эти вопросы…
– Глупо не спрашивать, когда не можешь не спрашивать. Зиночка… Ты хочешь детей? Еще ребенка, от меня?
Зина некоторое время молчала, словно затаившись, потом ответила спокойно и даже печально:
– Нет, милый, не хочу. Вот совсем не хочу. Я уже на каком-то другом, новом этапе своей жизни. Я не про возраст, не про старость, а про что-то другое. Когда-то я родила – очень рано. Повторить попытку, но когда – почти поздно? Сейчас многие в этом возрасте рожают, только вот я хорошо помню это ощущение, когда кажется, будто немного не укладываешься в сроки… Нет, нам никто не ставит сроки, жизнь – это не производство, где все по плану. Но у меня вот так. Некое чувство ритма, что ли. Ритма жизни. Поздно. Не хочу. Другие радости, другие желания. А ты… ты разве хочешь? – Ее голос дрогнул.
– Нет, – ответил Олег.
– Но если…
– «Если» – невозможно. Я мужчина, эмоции и желания тоже не владеют мной, они не возникают внезапно. А вот ты действительно не хочешь детей? – настойчиво переспросил он. – Если тебе это надо, то лучше скажи сейчас…
– Нет же, нет! – рассердилась Зина. – Правда нет. Если бы у меня не было детей, то, возможно, я бы мечтала стать матерью, но мне это не надо. В сорок лет… Нет. Но вот если ты…
– Нет, – ответил Олег. – Если бы у меня не было Стивы… Нет, тоже не хочу. Странно, что мы только что заговорили на эту тему, а это ведь важно.
– Мы не вернем свою молодость, если решим завести совместного ребенка. Мы не станем от этого счастливее. У нас ведь есть дети. Целых трое. Скорее, внуков надо уже дожидаться. – Она помолчала и добавила: – Стива чудесный мальчик.
– Они подружились – мой сын и твои.
– Это же они все вместе придумали, решили… я про сегодня. Мы с Петром и Павлом уже уходили от Юрия. Я поняла, что совершила ошибку, когда согласилась на его условия. Это наваждение было какое-то. А потом пришел ты.
* * *
После ухода Петра и Павла и Зины с ее новым-старым кавалером Юрий почувствовал себя опять больным. Разом кончились все силы, навалилась тоска.
Он лег в постель, попросил Гулю принести себе чаю. Та с готовностью помчалась исполнять важную миссию. Ну как же, хозяин захотел чаю! Одна она, его старая домработница, безграмотная чужестранка, беспокоилась о нем по-настоящему, что ли?
Хотя вряд ли. Гулино рвение вызвано щедрой зарплатой, которую платил домработнице Юрий. Не надо иллюзий. И Катя с девочками были рядом с ним тоже только из-за денег. Во время развода, стремительного и беспощадного, эта троица показала себя во всей красе.
Может, вернуть их? Сказать, что нашло что-то вроде затмения. Наваждение!
А что, они вернутся. Легко. Женщины-пиявки… Но если Юрий решит примириться с Катей, а также с Ирой и Наташей, они сразу поймут, что он загнан в угол. От безнадежности мирится, от ощущения, что ему, немолодому и очень нездоровому дядьке, страшно стало одному. Так страшно, что уже на все плевать.
И они начнут плевать на Юрия в прямом и переносном смысле, если вернутся. Потому что поймут – им можно уже всё, а этот утрется. Так-то они его пусть и не любят, но еще уважают, хоть и формально, а вот если он начнет звать их обратно, и уважать перестанут.
А он сам как к себе станет относиться после примирения с «девочками»? Жалкое создание, развалина. Не мужик. Юрий, в отличие от «девочек», всегда относился к ним с нежностью, многое прощал, на Катины «шуры-муры» с противоположным полом снисходительно закрывал глаза. Потому что он сильный, он настоящий мужик, а значит, снисходительный и щедрый. Благородный.
Так что Юрий сам себе не сможет простить своей слабости, своего падения. «Девочек» нельзя возвращать.
Зина была бы хорошей подругой Юрию, поскольку она искренняя, всегда открыта. Но Зина ушла и вряд ли вернется. Уж больно красавчик этот, ее реставратор, и настойчивый.