— Молодые люди, извините!
— Бутылки можешь забрать, бабка, — вяло бросил в ответ один из них. — На.
И вылив остатки, протянул мне емкость. Покраснев до корней волос, я отступила назад.
— Простите, вы меня не так поняли. Я всего лишь хочу спросить. Вижу, вы тут давно. Не знаете, кто вон тот молодой человек? В длинном, немного грязном плаще.
Парни уставились на меня мутными глазами.
— Во дает, — один толкнул другого плечом. — Ты чего, бабка, до сих пор хипуешь?
— Заткнись, — вежливо попросил его друг и ответил на мой вопрос. — Барыга
[1] это, планом
[2] торгует. Больше чем за сотню не бери. Бодяжный
[3] у него.
Почти минуту я обдумывала, какую часть ответа попросить растолковать подробней. Ладно, танцевать надо от печки. Начну с самого начала.
— Планом чего? — переспросила я.
Теперь не понял парень.
— В смысле?
— Ну какого объекта или государства, уж не знаю…
Молодой человек скривил губу.
— Не знаю. Говорит, иранский. Тока если он иранский, то его соломой так утрамбовали, что лучше бы таджикский, там бодяжить нечего.
— Спасибо, — пробормотала я.
Ладно, кое-что вроде прояснилось. Попробую подойти. Может, не обругает пожилую женщину?
— На хрен ей барыга? Она, по-моему, и так в мясо, — сплюнул мне вслед друг отвечавшего.
Не знаю, что он хотел этим сказать, но чувствую хамство. Я подняла голову и, чеканя шаг, быстро пошла прочь. Надеюсь, ему будет стыдно за свое поведение.
Осторожно приблизившись к неизвестному в плаще, я вытянула вперед руку:
— Молодой человек! Можно вас на секунду!
Тот обернулся и приподнял свои круглые очки, уставившись на меня, словно Людмилу Целиковскую увидел.
— Извините, что отрываю вас от дела. Это не займет много времени. Мне сказали, вы картами Ирана торгуете. Я бы хотела приобрести. Может, даже несколько. Или даже все. Если у вас их не вагон, конечно.
Парень молчал. У него как-то неестественно приоткрылся рот.
— Гхм, у вас, по-моему, сигарета сейчас выпадет, — я робко показала пальцем на тлеющую отраву. — Понимаю, вас, наверное, насторожило мое предложение. Не бойтесь, у меня на уме нет никакого мошенничества. Просто мне нужно узнать кое-что о вашей невесте — Свете. Конечно, я не рассчитываю, что вы поделитесь информацией просто так, потому и предлагаю купить у вас карты. Пораньше домой уйдете, а?
Бессмысленное лицо молодого человека начало медленно расплываться в удивленной улыбке.
— Вы откуда ж такая взялись, бабуля? — спросил он хриплым, но дружелюбным голосом. — Родственница Светкина, что ли?
— Нет, просто… В общем, долго объяснять. Жили рядом, потом разъехались, а тут вот, узнав, что я в Питере, мать ее просила разузнать. Хотя бы найти, написать потом, что жива-здорова ее дочка.
— Ясно, — кивнул парень. — Я — Виктор.
И протянул мне руку.
— Вера Афанасьевна, — я пожала протянутую конечность с некоторой опаской.
Желто-зеленые, изъеденные грибком ногти Виктора срочно требовали «Клотримазола». Кстати, хочу заметить, что верить рекламе всяких дорогих противогрибковых средств не нужно. Однопроцентный раствор «Клотримазола» отлично справляется с микроорганизмами и, кстати, является основным действующим компонентом всех рекламируемых средств. Так зачем переплачивать лишние деньги? Да еще получать не чистое средство, а разбавленное бесполезными гелями или кремами.
— Хотите, можем в кафе пойти, — Витя сунул руки в карманы и стал чертить что-то ногой на земле.
Почему-то мне стало ясно, что поход в кафе есть обязательное условие разговора.
— Вы пиво пьете? — уставился он на меня.
У меня в голове всплыла мелодия песни, которая до сих пор казалась мне совершенно дурацкой, но к этому случаю подошла как нельзя лучше: «Я понял, это намек, я все ловлю на лету…»
— Нет, но вас с удовольствием угощу.
— Круто, — обрадовался Виктор. — Идемте.
Мы вышли из парка, свернули за угол и оказались в маленьком уличном кафе с красными пластиковыми столиками. Белая палатка с полиэтиленом, изображающим ажурную расстекловку, предлагала широкий ассортимент отечественного пива и водки. Ума не приложу, кто может пить водку в такую жару.
— Два разливных «Калинкина» и чипсы, — бодро распорядился Витя.
Женщина, лицо которой выражало полнейшее безразличие к жизни, наполнила пластиковые емкости и бросила на прилавок запотевший пакет с жареной картошкой, распугав тучных мух.
— Сорок два пятьдесят, — сосчитав на кассе, сообщила она. Голос звучал, словно механический.
Виктор подхватил чипсы и стаканы, оставив меня расплачиваться.
— Сын? — неожиданно обратилась ко мне продавщица, как только он отошел.
— Что вы! Не дай Бог! — вырвалось у меня в ответ.
— А у меня как раз такой, — еще печальнее вздохнула женщина, смахнув деньги с прилавка. Затем снова опустилась на пластиковый ящик возле холодильника «Пепси», уставившись в одну точку.
Да, несладко, видать, ей живется.
Виктор к моему возвращению уже успел осушить один пол-литровый пластиковый стакан и цедил второй.
— Чипсов хотите? — он протянул мне пакет.
— Нет, спасибо, мне жирное нельзя. С сердцем неважно.
— А-а…
Парень сунул себе в рот горсть хрустящих кусочков, прожевал и повел свой сказ.
Жизнь, по его мнению, обошлась с ним весьма несправедливо. Родился он в обычной семье, денег вечно не хватало. Мать вкалывала на трех работах, домой приходила за полночь, валилась с ног и храпела до утра. Платили ей, судя по всему, копейки, потому что юный Витя чрезвычайно страдал от отсутствия новых, редких в ту пору, американских джинсов. И вот, чтобы помочь матери купить ему джинсы, молодой человек подался к одному из местных барыг в помощники. Продавал у себя в ПТУ марихуану. Жизнь, кажется, начала поворачиваться к нему лицом, но тут случилась беда. Витя не дал одному парню травы в долг. Тот в отместку пошел и сдал несчастного юного наркоторговца плохим милиционерам. Валеру арестовали, произвели дома обыск, изъяли достаточное количество конопли и дали срок. Мать с горя поседела, но что-то в ней в этот момент надломилось. Она не стала продавать квартиру, чтобы «откупить» сына от тюрьмы. Вообще ничего не предприняла. Даже на суд не пришла. Витя сел на четыре года.
