— Бабушка, ты забываешь, что там живет еще и Раул. Я буду его стеснять. Да и папу тоже.
— Так в этом же и будет заключаться твоя миссия: стеснять Шику, чтобы он не водил туда эту бесстыжую охотницу за чужими мужьями! — пояснила Лусия Элена.
Констансинья ответила на это спокойным тоном:
— Во-первых, папа никогда не согласится с вашим дурацким планом, а во-вторых, даже если бы я там поселилась, он все равно бы встречался с Жулией — в каком-то другом месте.
— Боже мой! Эта мерзавка уже околдовала и тебя! — всплеснула руками Лусия Элена, а Жудити принялась отчитывать Констансинью:
— Ты не должна себя вести так безответственно! Бери пример с Жуаны: она совершила подвиг! Вернулась к матери, то есть — во вражеский стан, чтобы вести подрывную деятельность и докладывать мне обо всем, что там происходит!
— Ну а толку-то? Жанета как жила с Атилой, так и живет, — резонно заметила Констансинья.
— Пока живет! — поправила ее Жудити. — Но очень скоро она сама его выгонит. Все к тому идет!
У Жудити были некоторые основания для такого прогноза. Она опиралась на сведения, полученные он Жуаны, а та докладывала, что Атила по-прежнему нигде не работает, что деньги он некоторое время вытягивал из своего брата, а теперь приворовывает в кассе школы танцев и недавно был пойман за руку Жизелой — кассиршей, но Жанета простила ему этот грех.
— А что, если нам тоже устроить для Шику японский ужин? — вдруг загорелась новой идеей Лусия Элена. — Я наряжусь гейшей…
— А я? — не захотела отставать от нее Жудити. — Мне тоже подойдет кимоно!
Они увлеклись, и вскоре эта сумасбродная идея обрела черты вполне реального плана, который был осуществлен ими спустя несколько дней.
В соответствии с этим планом на первом этапе выступила Жудити. Позвонив Шику в редакцию, она заголосила:
— Сынок, приезжай немедленно! У Констансиньи — высокая температура, почти бред. Она зовет только тебя! А эта бестолковая Лусия Элена пошла в аптеку и как сквозь землю провалилась. Приезжай, прошу тебя!
Шику подозревал, что состояние Констансиньи наверняка не такое уж плачевное, как описала это дома Жудити, но все равно встревожился и поспешил к больной дочери. Дверь ему открыла сама же Констансинья и сразу же повинилась перед ним:
— Папочка, не ругай меня! Я была против этой дурацкой мистификации! Хотела даже тебе позвонить, но они не подпускали меня к телефону. Я перед тобой чиста!
В это время за спиной Шику щелкнул дверной замок, он обернулся, уже сообразив, что его тут заперли, а ключ наверняка спрятали, и увидел… двух «японок», замерших в почтительном поклоне.
— Приветствуем тебя, Шику-сан! — сладкоголосо пропели они хором.
Шику, привыкший к самым невероятным ловушкам, которые до сих пор устраивали ему Лусия Элена и Жудити, на сей раз, просто не поверил своим глазам:
— Боже! Это галлюцинация? Или я уже умер и нахожусь в аду?!
— Шику-сан, тебе же нравится японская кухня, и вообще — японский колорит, — попыталась объяснить происходящее Лусия Элена. — Ты будешь очень доволен!
— Дайте мне ключ! — потребовал Шику. — Или я за себя не ручаюсь!
Вместо ключа Лусия Элена сунула ему в руки тарелку:
— Шику-сан, ты не можешь уйти, не отведав суши!
— Я разобью эту тарелку у тебя на голове!
— Ты сначала попробуй, тебе понравится.
Шику окончательно вышел из себя и, ухватив Лусию Элену за кимоно, стал трясти ее, требуя немедленно отпереть дверь.
Лусия Элена истошно закричала:
— Констансинья, держи отца! Он убьет меня!
— Папочка, не надо убивать маму, — сказала та, — Она сумасшедшая, но другой у меня нет.
— Успокойся, дочка, — бросил ей через плечо Шику, продолжая трясти Лусию Элену. — С тобой мы поговорим потом, а сейчас мне нужно разобраться с этой мерзавкой и ее сообщницей!
— Эта я — сообщница?! — возмутилась Жудити. — Да как ты смеешь? Я не бандитка, а твоя родная мать!
— А я — твоя жена! — выкрикнула Лусия Элена.
— Все! Хватит! Молчать! — перекричал их всех Шику. — Это приказ! Слушайте меня!
Гейши на мгновение умолкли, но пока Шику переводил дух, перед тем как произнести следующую фразу, Жудити успела вставить:
— Сынок, выпей рюмочку саке!
— Господи, за что ты меня так караешь? — обреченно опустил руки Шику. — Ваше место в сумасшедшем доме! И я вас обеих туда упрячу!
— Ты что, угрожаешь матери?!
— Не волнуйтесь, дона Жудити. Это у него шутки такие, — пояснила Лусия Элена. — У Шику своеобразный юмор, но мне нравится… Шику, выпей немного саке!
— Отвяжись! — процедил он сквозь зубы. — Ничего я от вас не хочу. Тем более от тебя, Лусия Элена! Выпустите меня сейчас же!
— Ты на что намекаешь? — еще ближе подступила к нему Лусия Элена. — Дочка, ты слышала? Он обвиняет меня в том, что я будто бы могу его отравить!
— Папа, выпей ты эту гадость, иначе они тебя не выпустят, — посоветовала ему Констансинья, а Лусия Элена подхватила:
— да, Шику, выпей рюмочку, и мы тебя отпустим с Богом.
Он с омерзением выпил предложенное ему зелье и, не успев дойти до двери, рухнул как подкошенный.
— Что вы ему подсунули? Он сейчас умрет! — закричала в испуге Констансинья.
— Не волнуйся, папа просто уснул, — ответила Лусия Элена. — Сейчас мы отвезем его домой на такси.
Дальше события развивались строго по сценарию: Шику был доставлен домой, уложен в постель и раздет догола. Потом Жудити позвонила Жулии, представилась новой секретаршей Сан-Марино и сказала:
— Наш репортер Шику Мота попросил передать вам, чтобы вы срочно приехали к нему домой. С ним случилось какое-то несчастье!
Жулия тотчас же помчалась к Шику, моля Бога лишь о том, чтобы застать своего возлюбленного живым. Дверь в его квартиру оказалась открытой, и это еще больше напугало Жулию.
— Шику, где ты? Что с тобой? — Воскликнула она, входя в его спальню, и замерла, потрясенная открывшейся ей картиной: Шику спал, в чем мать родила, а рядом с ним на кровати возлежала Лусия Элена — в кимоно, наброшенном на голое тело.
— Как ты сюда проникла? Шлюха! — вскинулась она на Жулию. — Шику, прогони ее! Она опять нас преследует! Убирайся вон, нахалка!
Шику продолжал спать, абсолютно не реагируя на ее крик, и Жулия, язвительно усмехнувшись, сказала:
— Тебя следовало бы оштрафовать за ложный вызов, но я не стану омрачать эту идиллию. Передай Шику привет, когда проснется!
Она ушла, кипя от негодования. Даже приехав, домой, все не могла успокоиться и, чтобы как-то разрядиться, дала весьма жесткое объявление в газету:
