Вот молоденькие сестры-монашки, поселившиеся вместе с настоятельницей монастыря в доме Монтана, нередко загоняли его в тупик, и Отавиу, уже считавший себя абсолютно здоровым, готов был немедля бежать к доктору.
Монашеские одеяния делали неразличимыми сестер Луизу и Ирени, а сестра Жуссара была копией сестры Зилды. Договорившись утром музицировать с сестрами Лизой и Жуссарой (Отавиу предусмотрительно записал в блокнот имена монашек — любительниц музыки, хотя про себя не без гордости отметил, что запомнил их с первого раза) вечером он решил уточнить время концерта и репертуар.
— Сестра Луиза! — окликнул он монашку, сидящую с молитвенником в кресле. — Думаю, что мы встретимся в шесть часов…
— Но меня зовут сестра Ирени. — Монашка вскинула на него удивленные глаза.
Отавиу смутился, потянулся за блокнотиком с памятью, быстро перелистал его и нашел собственноручно сделанные записи: «Сестра Луиза и сестра Жуссара».
— Извините, верно, я ослышался или неправильно записал. — Отавиу покрутил в воздухе блокнотик. — И, тем не менее, что мы будем вечером играть? Я предлагаю остановиться на «Аве Мария»
— Но я не играю на пианино…
Ее зовут Ирени, и она не играет на пианино… Господи! С кем же я говорил утром?
Отавиу снова стал листать заветный блокнотик в поисках телефона доктора Сисейру.
Его отвлек нежный девичий голос:
— Сеньор Отавиу, в шесть часов вечера вас устроит?
Отавиу поднял голову: перед ним стояла милая сестра Луиза. Или сестра Жуссара? А может быть, ее зовут Ирени? Или Зилда?
— Простите, я плохо вас понимаю. В чем меня должно устроить шесть часов?
— Но мы же договаривались утром о дуэте… — Девушка явно выглядела растерянной
— Но вы же не умеете играть…
Девушка испуганно направилась к стоящей поблизости подруге, и до Отавиу долетели слова: «Бедненький, странный, за него помолимся…»
Отавиу спустился в холл и наткнулся на тех же самых девушек в темных одеяниях, которых только что оставил в гостиной на втором этаже. Он попытался выяснить, каким образом им удалось так быстро оказаться в холле, но их изумленно-испуганные взгляды заставили его замолчать и отступить в сторону комнаты Алекса и Онейди. Отавиу постучал в дверь и вызвал Онейди в коридор.
— Что-то случилось? — Онейди запахнула халат и поправила растрепавшиеся волосы.
— Прошу тебя, загляни в холл и скажи, сколько там монашек?
Онейди покорно исполнила просьбу хозяина.
— Я вижу двух…
— А мне кажется, что их здесь не меньше четырех… Наверное, я сошел с ума…
Женщина взяла его под руку, отвела на кухню, приготовила кофе и достала из шкафчика миндальное печенье.
— Вот, ваше любимое!
Отавиу пил кофе, слушал щебетание Онейди и наблюдал в окно за Сели и матерью-настоятельницей, бродившими под руку по саду. Отавиу было жаль дочь, ведь монашки завтра покидали Рио, и это была одна из последних их прогулок. Внезапно перед глазами Отавиу встала Ева, нежно прижимающая к себе Сели… Господи, за что ты так наказал мою дочку, лишил ее материнской ласки и заботы? Чем я, чем Ева провинились перед тобой, что ты так сурово наказал нашу дочь?
— Сеньор Отавиу! — услышал он за спиной тихий голос матушки. — Простите за то, что нарушаю ваш покой, но пришло время проститься, завтра мы уедем очень рано…
Отавиу поднялся ей навстречу:
— Не знаю, как и благодарить вас за вашу доброту…
— За доброту не благодарят… Она ведь от сердца идет! Отдавать не менее приятно, чем получать, так что не за что меня благодарить.
— Верно. — Отавиу склонил перед матушкой голову. Тогда позвольте мне пригласить вас приехать к нам еще. Ведь столько времени отдали Сели, что город не успели посмотреть, нигде не были, кроме дома и клиники.
— Приедем. Я хочу, чтобы и другие мои послушницы знали не понаслышке о жизни, что течет за стенами монастыря. С людьми достойными познакомятся и поймут, что и в миру можно жить, следуя заповедям Христа.
Матушка не успела договорить, как к ее груди приникла Сели и умоляюще подняла на нее свои серые печальные глаза.
— Матушка, пожалуйста, возьмите меня с собой!
Отавиу подошел к Сели и попытался притянуть ее к себе.
— Девочка моя, неужели тебе так плохо с нами?
Сели оторвалась от монашки и встала между ними. Отавиу увидел, как слезы заблестели на глазах дочери.
— Нет, папочка, дело в другом…
Теперь уже сама матушка обняла Сели и, прижав ее к груди, тихо сказала:
— Твои слезы — верное подтверждение моей правоты. Твое место здесь. Живи здесь, дочь моя, а Бог не оставит тебя, укажет верный путь…
Все последующие после отъезда монашек дни Отавиу не оставлял Сели своим вниманием. Только старался не особенно докучать ей. Но когда дочь приходила к нему, усаживалась рядом, Отавиу позволял себе пофилософствовать, стараясь вызвать Сели на откровенность, разговорить ее, а главное, понять, что стоит за ее всегдашней печалью. Она ведь так молода, так хороша, так любима всеми, она преодолела такие испытания, перед ней открыты все радости жизни!.. И все это не имеет для нее никакого значения. Абсолютно никакого.
— Ты ведь заново родилась, — он гладил дочку по русым волосам, собранным в скромный пучок, — тебя должна захлестывать радость, а ты не можешь скрыть своей грусти.
— Просто я скучаю по матушке-настоятельнице. Прости меня, папочка! И не думай, что я не люблю тебя. Просто я чувствую себя в Рио не в своей тарелке.
В Рио не в своей тарелке… Отавиу отлично понимал дочь, он до сих пор не мог привыкнуть ни к незнакомому облику родного города, ни к новому облику людей, новой музыке, машинам, словам — всему тому, что принято называть образом жизни.
— У нас много общего… Для тебя чужой Рио, мне незнаком весь мир. Часто я тоже бегу в свою комнату, чтобы спрятаться от непонятного, чужого, но жизнь продолжается. И я делаю усилие, поднимаюсь, двигаюсь вперед, спотыкаюсь и снова иду вперед.
— Я не такая сильная, как ты, папа. И потом, я знаю, что для меня лучшее — уйти в монастырь.
— Ты боишься того, чего не знаешь. Ты и себя не знаешь. Ты не сильная? Да за твоим милым личиком скрывается твердый характер и железная сила воли. Только все это надо направить на пользу себе. И я тебе в этом помогу. Только сначала тебе надо окрепнуть и оправиться после болезни. Но настраиваться на эту новую жизнь ты должна уже сейчас.
— Мне надо будет ходить в коллеж. — Сели подняла на Отавиу глаза, полные слез.
Но Отавиу постарался не заметить их и бодрым голосом ответил:
— И в коллеж, и в кино, и на пляж. Тебе надо заводить друзей, встречаться с молодыми людьми, путешествовать. Не самый плохой рецепт, согласись, дочка!
