– И что потом?
– Потом будет слушание, и судья назначит опекуна-представителя. Это…
– …специально обученный человек для работы с детьми в суде по семейным делам, который определяет, что лучше в интересах ребенка, – процитировала Анна. – Другими словами, еще один, взрослый, принимающий решения вместо меня.
– Что ж, таков закон, и без этого не обойтись. Но теоретически опекун соблюдает твои интересы, а не интересы твоей сестры или родителей.
Она наблюдала, как я делал пометки в блокноте.
– Вас не раздражает, что у вас имя навыворот?
– Что? – Я перестал писать и посмотрел на нее.
– Кемпбелл Александер. Ваша фамилия – это ведь имя, а имя – это фамилия. – Она помолчала. – Или название супа.
– И какое отношение это имеет к твоему делу?
– Никакого, – согласилась Анна. – Кроме того, что это дурацкое имя выбирали ваши родители, а не вы.
Я протянул ей через стол свою визитку:
– Если у тебя возникнут вопросы, позвони мне.
Она провела пальцем по тисненным буквам визитки, по моему неправильному имени. Потом перегнулась через стол, взяла мой блокнот и оторвала клочок бумаги. Попросив ручку, она что-то записала и отдала мне. Я посмотрел на записку:
Анна 555-3211 ♥
– Если вопросы возникнут у вас, – объяснила она.
Когда я зашел в приемную, Анна уже ушла, а Керри сидела на столе рядом с разложенным каталогом.
– Вы знали, что «Л. Л. Бин»
[1]
раньше использовали свои брезентовые мешки для перевозки риса?
– Да. – А еще смесь водки с «Кровавой Мери». Я вспомнил, как каждое субботнее утро мы носили выпивку из дома на пляж, и это напомнило о звонке моей матери.
У Керри есть тетя, которая якобы обладает способностями экстрасенса, и время от времени у моей секретарши проявляется эта генетическая предрасположенность. А может, Керри просто очень давно работает со мной и знает почти все мои секреты. В любом случае, она почувствовала, о чем я думаю.
– Она говорит, что ваш отец связался с семнадцатилетней девчонкой, что слова «благоразумие» нет в его словарном запасе и что она поселится в «Соснах», если вы не позвоните до… – Керри посмотрела на часы. – Ой!
– Сколько раз на этой неделе она грозилась покончить с жизнью?
– Только три раза.
– Меньше, чем обычно. – Я перегнулся через стол и закрыл каталог. – Время зарабатывать деньги, мисс Донателли.
– Что происходит?
– Эта девочка, Анна Фитцджеральд…
– Центр планирования материнства?
– Не совсем, – сказал я. – Мы будем представлять ее в суде. Мне нужно надиктовать ходатайство о выходе из-под родительской опеки в вопросах здоровья, чтобы ты уже завтра могла передать его в суд по семейным делам.
– Да бросьте! Вы собираетесь представлять ее интересы?
Я положил руку на сердце.
– Мне очень больно, что ты так плохо думаешь обо мне.
– Вообще-то я подумала о вашем гонораре. Ее родители знают?
– Завтра узнают.
– Вы с ума сошли?
– То есть?
Керри покачала головой.
– Где она будет жить?
Этот вопрос остановил меня. Честно говоря, я об этом не думал. Девочке, которая подает в суд на своих родителей, станет не очень комфортно с ними под одной крышей после вручения бумаг.
Неожиданно рядом появился Судья и ткнулся носом мне в ногу. Я раздраженно потряс головой. Время решает все.
– Дай мне пятнадцать минут, – попросил я Керри. – Я вызову тебя, когда буду готов.
– Кемпбелл, – безжалостно продолжала Керри, – она не сможет позаботиться о себе сама.
Я вернулся в кабинет. Судья пошел за мной. Остановившись на пороге, я сказал:
– Это не мои проблемы.
Потом закрыл за собой дверь, повернул ключ и начал ждать.
Сара
1990
Синяк, по размеру и форме напоминающий клевер с четырьмя листиками, красовался прямо между лопатками. Джесси увидел его, когда они с Кейт плескались в ванной.
– Мама, – спросил он, – это значит, что она везучая?
Решив, что это грязь, я безуспешно попыталась смыть пятно. Все это время Кейт следила за мной своими синими глазками.
– Больно? – спросила я, и она замотала головой.
Где-то за спиной Брайан докладывал мне, как прошел день. От него немного пахло дымом.
– Этот парень купил коробку дорогих сигар, – рассказывал он, – а потом застраховал их от пожара на пятнадцать тысяч долларов. Страховая компания, понятно, сразу же заявила, что все сигары «страдают» от огня.
– Он курил их? – поинтересовалась я, намыливая голову Джесси.
Брайан прислонился к двери.
– Да. Но судья вынес решение, что сигары должны быть застрахованы от огня, без уточнения, от какого именно.
– Кейт, а теперь больно? – спросил сестру Джесси и сильно нажал большим пальцем на синяк.
Кейт вскрикнула, пошатнулась и расплескала воду. Я вытащила ее из воды, мокрую и скользкую, и передала Брайану. Две одинаково светлые макушки прильнули друг к другу. Джесси был больше похож на меня – худощавый, темноволосый, рассудительный. Брайан говорит, что у нас совершенная семья: у каждого есть свой клон.
– Немедленно вылезай из ванной, – велела я Джесси.
Он встал и, перелезая через высокий край ванны, ухитрился удариться коленом. Джесси расплакался. Я укутала его в полотенце, утешая и пытаясь поддерживать разговор с мужем. Вот такой он, язык брака: азбука Морзе, прерываемая купаниями, ужинами и сказками на ночь.
– Так кто же вызывал тебя в суд? – спросила я Брайана. – Адвокат?
– Обвинение. Страховая компания выплатила деньги, а потом его сразу арестовали по обвинению в двадцати четырех поджогах. Я был экспертом.
Брайан, профессиональный пожарный, может войти в почерневшее после пожара здание и найти источник огня: обуглившийся окурок или поврежденную проводку. Любой пожар начинается с маленькой искры. Нужно только знать, что искать.
– Судья отказался открывать судебное дело, правда?
– Судья приговорил его к двадцати четырем срокам подряд – по одному году, – сказал Брайан. Он поставил Кейт на пол и начал натягивать на нее пижаму.
В своей прошлой жизни я была адвокатом. Когда-то я верила, что это то, чего я хочу. До того момента, когда детские ручки протянули мне смятый букетик фиалок, когда детская улыбка оставила неизгладимый след в моей душе.
